торжествовал. Надобно знать, что во время тревоги, произведенной нападением
     разбойников, он побежал в конюшню, где стояла Швабрина лошадь, оседлал ее, вывел
     тихонько и, благодаря суматохе, незаметным образом поскакал к перевозу. Он
     встретил полк, отдыхавший уже по сю сторону Волги. Гринев, узнав от него об
     нашей опасности, велел садиться, скомандовал марш, марш в галоп - и, слава богу,
     прискакал во время.
      Гринев настоял на том, чтобы голова земского была на несколько часов
     выставлена на шесте у кабака.
      Гусары возвратились с погони, захватя в плен несколько человек.- Их заперли в
     тот самый анбар, в котором выдержали мы достопамятную осаду.
      Мы разошлись каждый по своим комнатам. Старикам нужен был отдых. Не спавши
     целую ночь, я бросился на постель и крепко заснул. Гринев пошел делать свои
     распоряжения.
     Вечером мы соединились в гостиной около самовара, весело разговаривая о минувшей
     опасности. Марья Ивановна разливала чай, я сел подле нее и занялся ею
     исключительно. Родители мои, казалось, благосклонно смотрели на нежность наших
     отношений. Доселе этот вечер живет в моем воспоминании. Я был счастлив, счастлив
     совершенно - а много ли таковых минут в бедной жизни человеческой?
      На другой день доложили батюшке, что крестьяне явились на барской двор с
     повинною. Батюшка вышел к ним на крыльцо. При его появлении мужики стали на
     колени.
      - Ну что, дураки, - сказал он им, - зачем вы вздумали бунтовать?
      - Виноваты, государь ты наш, - отвечали они в голос.
      - То-то виноваты. Напроказят, да и сами не рады. Прощаю вас для радости, что
     бог привел мне свидеться с сыном Петром Андреичем. Ну, добро: повинную голову
     меч не сечет. - Виноваты! Конечно, виноваты. - Бог дал ведро, пора бы сено
     убрать: а вы, дурачье, целые три дня что делали? Староста! Нарядить поголовно на
     сенокос; да смотри, рыжая бестия, чтоб у меня к Ильину дню все сено было в
     копнах. Убирайтесь. Мужики поклонились и пошли на барщину как ни в чем не
     бывало.
      Рана Швабрина оказалась не смертельна. Его с конвоем отправили в Казань. Я
     видел из окна, как его уложили в телегу. Взоры наши встретились, он потупил
     голову, а я поспешно отошел от окна. Я боялся показывать вид, что торжествую над
     несчастием и унижением недруга.
      Гринев должен был отправиться далее. Я решился за ним последовать, несмотря на
     мое желание пробыть еще несколько дней посреди моего семейства. Накануне похода
     я пришел к моим родителям, и по тогдашнему обыкновению поклонился им в ноги,
     прося их благословения на брак с Марьей Ивановной. Старики меня подняли и в
     радостных слезах изъявили свое согласие. Я привел к ним Марью Ивановну бледную и
     трепещущую. - Нас благословили... Что чувствовал я, того не стану описывать. Кто
     бывал в моем положении, тот и без того меня поймет, - кто не бывал, о том только
     могу пожалеть и советовать пока еще время не ушло, влюбиться и получить от
     родителей благословение.
      На другой день полк собрался, Гринев распростился с нашим семейством. Все мы
     были уверены, что военные действия скоро будут прекращены; через месяц я
     надеялся быть супругом. Марья Ивановна, прощаясь со мною, поцаловала меня при
     всех. - Я сел верьхом. Савельич опять за мною последовал - и полк ушел.
      Долго смотрел я издали на сельский дом, опять мною покидаемый. Мрачное
     предчувствие тревожило меня. Кто-то мне шептал, что не все несчастия для меня
     миновались. Сердце чуло новую бурю.
      Не стану описывать нашего похода - и окончания Пугачевской войны. Мы проходили
     через селения, разоренные Пугачевым, и поневоле отбирали у бедных жителей то,
     что оставлено было им разбойниками.
      Они не знали, кому повиноваться. Правление было всюду прекращено. Помещики
     укрывались по лесам. - Шайки разбойников злодействовали повсюду. Начальники
     отдельных отрядов, посланных в погоню за Пугачевым, тогда уже бегущим к
     Астрахани, самовластно наказывали виноватых и безвинных. - - Состояние всего
     края, где свирепствовал пожар, было ужасно. Не приведи бог видеть русский бунт -
     бес<с>мысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные
     перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердые, коим
     чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка.
      Пугачев бежал преследуемый Ив. Ив. Михельсоном. Вскоре узнали мы о совершенном
     его разбитии. - Наконец Гринев получил от своего генерала известие о поимке
     самозванца, а вместе и повеление остановиться. Наконец мне можно было ехать
     домой. Я был в восторге; но странное чувство омрачало мою радость.
     
     
     
     Примечания
     (1) в рукописи было: Вдруг странная мысль мелькнула в голове моей:
     (2) далее в рукописи было:
     - Ну, Савельич, - сказал я ему, - отдай же мне теперь половину; а остальное
     возьми себе. Я еду из города на несколько дней.
      - Куда это? - спросил он с изумлением.
      - Куда бы ни было, не твое дело, - отвечал я с нетерпением, - делай что тебе
     говорят, и не умничай.
      - Батюшка Петр Андре<ич>! - сказал добрый дядька и т. д.
     (3) далее в рукописи было:
     Я направил путь к Бердской слободе, пристанищу Пугачева. Прямая дорога занесена
     была снегом; но по всей степи видны были конские следы, ежедневно обновляемые. Я
     ехал крупной рысью. Савельич едва мог следовать за мною издали, и кричал мне
     поминутно: "ёПотише, сударь, ради бога потише. Проклятая клячонка моя не
     успевает за твоим долгоногим бесом. Куда спешишь? Добро бы на пир, а то под
     обух, того и гляди..."
      Вскоре засверкали Бердские огни. Я поехал прямо на них.ё "Куда, куда ты? -
     кричал Савельич, догоняя меня, - это горят огни у разбойников. Объедем их пока
     нас не увидали. Петр Андре<ич> - батюшка Петр Андре<ич>!.. не погуби! Господи
     владыко... пропадет мое дитя!"
      Мы подъехали к оврагам, естественным укреплениям слободы. Савельич от меня не
     отставал, не прерывая жалобных своих молений. Вдруг увидел я прямо перед собой
     передовой караул. Нас окликали, и человек пять мужиков, вооруженных дубинами,
     окружили нас. Я объявил им, что еду из Оренбурга к их начальнику. Один из них
     взялся меня проводить, сел верьхом на башкирскую лошадь и поехал со мною в
     слободу. Савельич, онемев от изумления, кое как поехал вслед за нами.
      Мы перебрались через овраг и въехали в слободу. Во всех избах горели огни. Шум
     и крики раздавались везде. На улице я встретил множество народу; но никто в
     темноте меня не заметил, и не узнал во мне оренбургского офицера. Вожатый привез
     меня прямо к избе, стоявшей на углу перекрестка. "Вот и дворец" - сказал он,
     слезая с лошади, - "сейчас о тебе доложу". Он вошел в избу. Савельич меня
     догнал: я взглянул на него; старик крестился, читая про себя молитву. Я
     дожидался долго; наконец вожатый воротился и сказал мне: "Ступай, наш батюшка
     
     

Главная Страницы1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200
Хостинг от