выигрывая векселя и проигрывая чистые деньги. Долговременная опытность заслужила
     ему доверенность товарищей, а открытый дом, славный повар, ласковость и
     веселость приобрели уважение публики. Он приехал в Петербург. Молодежь к нему
     нахлынула, забывая балы для карт и предпочитая соблазны фараона обольщениям
     волокитства. Нарумов привез к нему Германна.
      Они прошли ряд великолепных комнат, наполненных учтивыми официантами.
     Несколько генералов и тайных советников играли в вист; молодые люди сидели,
     развалясь на штофных диванах, ели мороженое и курили трубки. В гостиной за
     длинным столом, около которого теснилось человек двадцать игроков, сидел хозяин
     и метал банк. Он был человек лет шестидесяти, самой почтенной наружности; голова
     покрыта была серебряной сединою; полное и свежее лицо изображало добродушие;
     глаза блистали, оживленные всегдашнею улыбкою. Нарумов представил ему Германна.
     Чекалинский дружески пожал ему руку, просил не церемониться, и продолжал метать.
      Талья длилась долго. На столе стояло более тридцати карт.
      Чекалинский останавливался после каждой прокидки, чтобы дать играющим время
     распорядиться, записывал проигрыш, учтиво вслушивался в их требования, еще
     учтивее отгибал лишний угол, загибаемый рассеянною рукою. Наконец талья
     кончилась. Чекалинский стасовал карты, и приготовился метать другую.
      - Позвольте поставить карту, - сказал Германн, протягивая руку из-за толстого
     господина, тут же понтировавшего. Чекалинский улыбнулся и поклонился, молча, в
     знак покорного согласия. Нарумов, смеясь поздравил Германна с разрешением
     долговременного поста, и пожелал ему счастливого начала.
      - Идет! - сказал Германн, надписав мелом куш над своею картою.
      - Сколько-с? - спросил, прищуриваясь, банкомет: - извините-с, я не разгляжу.
      - Сорок семь тысяч, - отвечал Германн.
      При этих словах, все головы обратились мгновенно, и все глаза устремились на
     Германна. - Он с ума сошел! - подумал Нарумов.
      - Позвольте заметить вам, - сказал Чекалинский с неизменной своею улыбкою, что
     игра ваша сильна: - никто более двух сот семидесяти пяти семпелем здесь еще не
     ставил.
      - Что ж? - возразил Германн: - бьете вы мою карту или нет?
      Чекалинский поклонился с видом того же смиренного согласия.
      - Я хотел только вам доложить, - сказал он, - что, будучи удостоен
     доверенности товарищей, я не могу метать иначе, как на чистые деньги. С моей
     стороны я конечно уверен, что довольно вашего слова, но для порядка игры и
     счетов, прошу вас поставить деньги на карту.
      Германн вынул из кармана банковый билет, и подал его Чекалинскому, который,
     бегло посмотрев его, положил на Германнову карту.
      Он стал метать. Направо легла девятка, налево тройка.
      - Выиграла! - сказал Германн, показывая свою карту.
      Между игроками поднялся шопот. Чекалинский нахмурился, но улыбка тотчас
     возвратилась на его лицо.
      - Изволите получить? - спросил он Германна.
      - Сделайте одолжение.
      Чекалинский вынул из кармана несколько банковых билетов, и тотчас расчелся.
     Германн принял свои деньги и отошел от стола. Нарумов не мог опомниться. Германн
     выпил стакан лимонаду и отправился домой.
      На другой день вечером, он опять явился у Чекалинского.
      Хозяин метал. Германн подошел к столу; понтеры тотчас дали ему место.
     Чекалинский ласково ему поклонился.
      Германн дождался новой тальи, поставил карту, положив на нее свои сорок семь
     тысяч и вчерашний выигрыш.
      Чекалинский стал метать. Валет выпал направо, семерка налево.
      Германн открыл семерку.
      Все ахнули. Чекалинский видимо смутился. Он отсчитал девяноста четыре тысячи и
     передал Германну. Германн принял их с хладнокровием, и в ту же минуту удалился.
      В следующий вечер Германн явился опять у стола. Все его ожидали. Генералы и
     тайные советники оставили свой вист, чтоб видеть игру столь необыкновенную.
     Молодые офицеры соскочили с диванов; все официанты собрались в гостиной. Все
     обступили Германна. Прочие игроки не поставили своих карт, с нетерпением ожидая,
     чем он кончит. Германн стоял у стола, готовясь один понтировать противу
     бледного, но все улыбающегося, Чекалинского. Каждый распечатал колоду карт.
     Чекалинский стасовал. Германн снял, и поставил свою карту, покрыв ее кипой
     банковых билетов. Это похоже было на поединок. Глубокое молчание царствовало
     кругом.
      Чекалинский стал метать, руки его тряслись. Направо легла дама, налево туз.
      - Туз выиграл! - сказал Германн, и открыл свою карту.
      - Дама ваша убита, - сказал ласково Чекалинский.
      Германн вздрогнул: в самом деле, вместо туза у него стояла пиковая дама. Он не
     верил своим глазам, не понимая, как мог он обдернуться.
      В эту минуту ему показалось, что пиковая дама прищурилась и усмехнулась.
     Необыкновенное сходство поразило его...
      - Старуха! - закричал он в ужасе.
      Чекалинский потянул к себе проигранные билеты. Германн стоял неподвижно. Когда
     отошел он от стола, поднялся шумный говор. - Славно спонтировал! говорили
     игроки. - Чекалинский снова стасовал карты: игра пошла своим чередом.
     
     
      Заключение.
     
      Германн сошел с ума. Он сидит в Обуховской больнице в 17 нумере, не отвечает
     ни на какие вопросы, и бормочет необыкновенно скоро: - Тройка, семерка, туз!
     Тройка, семерка, дама!..
      Лизавета Ивановна вышла замуж за очень любезного молодого человека; он где-то
     служит и имеет порядочное состояние: он сын бывшего управителя у старой графини.
     У Лизаветы Ивановны воспитывается бедная родственница.
      Томский произведен в ротмистры и женится на княжне Полине.
     
     
     
     <ПОВЕСТЬ ИЗ РИМСКОЙ ЖИЗНИ>
     
     
      Цезарь путешествовал, мы с Т.<итом> Пет<ронием> следовали за ним издали. По
     захождении солнца [рабы стави<ли>] шатер, расставляли постели, мы ложились
     пировать и весело беседовали; на заре снова пускались в дорогу, и сладко
     засыпали каждый в лектике своей, утомленные жаром и ночными наслаждениями. -
      Мы достигли Кум и уже думали пускаться далее, как явился к нам посланный от
     Нерона. - Он принес Петронию повеление Цезаря возвратиться в Рим и там ожидать
     решения своей участи - в следствии ненавистного обвинения.
      Мы были поражены ужасом. - Один Петр.<оний> равнодушно выслушал свой приговор,
     
     

Главная Страницы1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200
Хостинг от