III.
     
      Не стану их надменно браковать,
     Как рекрутов, добившихся увечья,
     Иль как коней, за их плохую стать, -
     А подбирать союзы да наречья;
     Из мелкой сволочи вербую рать.
     Мне рифмы нужны; все готов сберечь я,
     Хоть весь словарь; что слог, то и солдат -
     Все годны в строй: у нас ведь не парад.
     
     
      IV.
     
      Ну, женские и мужеские слоги!
     Благословясь, попробуем: слушай!
     Ровняйтеся, вытягивайте ноги
     И по три в ряд в октаву заезжай!
     Не бойтесь, мы не будем слишком строги;
     Держись вольней и только не плошай,
     А там уже привыкнем, слава богу,
     И выедем на ровную дорогу.
     
     
      V.
     
      Как весело стихи свои вести
     Под цыфрами, в порядке, строй за строем,
     Не позволять им в сторону брести,
     Как войску, в пух рассыпанному боем!
     Тут каждый слог замечен и в чести,
     Тут каждый стих глядит себе героем,
     А стихотворец... с кем же равен он?
     Он Тамерлан иль сам Наполеон.
     
     
      VI.
     
      Немного отдохнем на этой точке.
     Что? перестать или пустить на пе?...
     Признаться вам, я в пятистопной строчке
     Люблю цезуру на второй стопе.
     Иначе стих то в яме, то на кочке,
     И хоть лежу теперь на канапе,
     Все кажется мне, будто в тряском беге
     По мерзлой пашне мчусь я на телеге.
     
     
      VII.
     
      Что за беда? не все ж гулять пешком
     По невскому граниту иль на бале
     Лощить паркет или скакать верхом
     В степи киргизской. Поплетусь-ка дале,
     Со станции на станцию шажком,
     Как говорят о том оригинале,
     Который, не кормя, на рысаке
     Приехал из Москвы к Неве-pеке.
     
     
      VIII.
     
      Скажу, рысак! Парнасской иноходец
     Его не обогнал бы. Но Пегас
     Стар, зуб уж нет. Им вырытый колодец
     Иссох. Порос крапивою Парнас;
     В отставке Феб живет, а хороводец
     Старушек муз уж не прельщает нас.
     И табор свой с классических вершинок
     Перенесли мы на толкучий рынок.
     
     
      IX.
     
      Усядься, муза: ручки в рукава,
     Под лавку ножки! не вертись, резвушка!
     Теперь начнем. - Жила-была вдова,
     Тому лет восемь, бедная старушка
     С одною дочерью. У Покрова
     Стояла их смиренная лачужка
     За самой буткой. Вижу как теперь
     Светелку, три окна, крыльцо и дверь.
     
     
      X.
     
      Дни три тому туда ходил я вместе
     С одним знакомым перед вечерком.
     Лачужки этой нет уж там. На месте
     Ее построен трехэтажный дом.
     Я вспомнил о старушке, о невесте,
     Бывало, тут сидевших под окном,
     О той поре, когда я был моложе,
     Я думал: живы ли они? - И что же?
     
     
      XI.
     
      Мне стало грустно: на высокой дом
     Глядел я косо. Если в эту пору
     Пожар его бы охватил кругом,
     То моему б озлобленному взору
     Приятно было пламя. Странным сном
     Бывает сердце полно; много вздору
     Приходит нам на ум, когда бредем
     Одни или с товарищем вдвоем.
     
     
      XII.
     
      Тогда блажен, кто крепко словом правит
     И держит мысль на привязи свою,
     Кто в сердце усыпляет или давит
     Мгновенно прошипевшую змию;
     Но кто болтлив, того молва прославит
     Вмиг извергом... Я воды Леты пью,
     Мне доктором запрещена унылость:
     Оставим это, - сделайте мне милость!
     
     
      XIII.
     
      Старушка (я стократ видал точь-в-точь
     В картинах Рембрандта такие лица)
     Носила чепчик и очки. Но дочь
     Была, ей-ей, прекрасная девица:
     Глаза и брови - темные как ночь,
     Сама бела, нежна, как голубица;
     В ней вкус был образованный. Она
     Читала сочиненья Эмина,
     
     
      XIV.
     
      Играть умела также на гитаре
     И пела: Стонет сизый голубок,
     И Выду ль я, и то, что уж постаре,
     Все, что у печки в зимний вечерок,
     Иль скучной осенью при самоваре,
     Или весною, обходя лесок,
     Поет уныло русская девица,
     Как музы наши грустная певица.
     
     
      XV.
     
      Фигурно иль буквально: всей семьей,
     От ямщика до первого поэта,
     Мы все поем уныло. Грустный вой
     Песнь русская. Известная примета!
     Начав за здравие, за упокой
     Сведем как раз. Печалию согрета
     Гармония и наших муз и дев.
     Но нравится их жалобный напев.
     
     
      XVI.
     
      Параша (так звалась красотка наша)
     Умела мыть и гладить, шить и плесть;
     Всем домом правила одна Параша.
     Поручено ей было счеты весть,
     При ней варилась гречневая каша
     (Сей важный труд ей помогала несть
     Стряпуха Фекла, добрая старуха,
     Давно лишенная чутья и слуха).
     
     
      XVII.
     
      Старушка мать, бывало, под окном
     Сидела; днем она чулок вязала,
     А вечером за маленьким столом
     Раскладывала карты и гадала.
     Дочь, между тем, весь обегала дом,
     То у окна, то на дворе мелькала,
     И кто бы ни проехал иль ни шел,
     Всех успевала видеть (зоркой пол!).
     
     
      XVIII.
     
      Зимою ставни закрывались рано,
     Но летом до-ночи растворено
     Все было в доме. Бледная Диана
     Глядела долго девушке в окно.
     (Без этого ни одного романа
     Не обойдется; так заведено!)
     Бывало, мать давным-давно храпела,
     А дочка - на луну еще смотрела.
     
     
      XIX.
     
      И слушала мяуканье котов
     По чердакам, свиданий знак нескромный,
     Да стражи дальный крик, да бой часов -
     И только. Ночь над мирною Коломной
     Тиха отменно. Редко из домов
     Мелькнут две тени. Сердце девы томной
     Ей слышать было можно, как оно
     В упругое толкалось полотно.
     
     
      XX.
     
      По воскресеньям, летом и зимою,
     Вдова ходила с нею к Покрову
     И становилася перед толпою
     У крылоса налево. Я живу
     Теперь не там, но верною мечтою
     Люблю летать, заснувши наяву,
     В Коломну, к Покрову - и в воскресенье
     Там слушать русское богослуженье.
     
     
      XXI.
     
      Туда, я помню, ездила всегда
     Графиня.... (звали как, не помню, право)
     Она была богата, молода;
     Входила в церковь с шумом, величаво;
     Молилась гордо (где была горда!).
     Бывало, грешен; все гляжу направо,
     Все на нее. Параша перед ней
     Казалась, бедная, еще бедней.
     
     
      XXII.
     
      Порой графиня на нее небрежно
     Бросала важный взор свой. Но она
     Молилась богу тихо и прилежно
     И не казалась им развлечена.
     Смиренье в ней изображалось нежно;
     Графиня же была погружена
     В самой себе, в волшебстве моды новой,
     В своей красе надменной и суровой.
     
     
      XXIII.
     
      Она казалась хладный идеал
     Тщеславия. Его б вы в ней узнали;
     Но сквозь надменность эту я читал
     Иную повесть: долгие печали,
     Смиренье жалоб.... В них-то я вникал,
     Невольный взор они-то привлекали....
     Но это знать графиня не могла
     И, верно, в список жертв меня внесла.
     
     
      XXIV.
     
      Она страдала, хоть была прекрасна
     И молода, хоть жизнь ее текла
     
     
     

Главная Страницы1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200
Хостинг от