- Удивительно, - отвечал поэт. - Как! Чужая мысль чуть коснулась вашего слуха, и
     уже стала вашею собственностию, как будто вы с нею носились, лелеяли, развивали
     ее беспрестанно. Итак для вас не существует ни труда, ни охлаждения, ни этого
     беспокойства, которое предшествует вдохновению?.. Удивительно, удивительно!..
     Импровизатор отвечал:
     - Всякой талант неизъясним. Каким образом ваятель в куске каррарского мрамора
     видит сокрытого Юпитера, и выводит его на свет, резцом и молотом раздробляя его
     оболочку? Почему мысль из головы поэта выходит уже вооруженная четырьмя рифмами
     размеренная стройными однообразными стопами? - Так никто, кроме самого
     импровизатора, не может понять эту быстроту впечатлений, эту тесную связь между
     собственным вдохновением и чуждой внешнею волею - тщетно я сам захотел бы это
     изъяснить. Однако... надобно подумать о моем первом вечере. Как вы полагаете?
     Какую цену можно будет назначить за билет, чтобы публике не слишком было тяжело,
     и чтобы я между тем не остался в накладе? Говорят, la signora Cataiani брала по
     25 рублей? Цена хорошая...
      Неприятно было Чарскому с высоты поэзии вдруг упасть под лавку конторщика; но
     он очень хорошо понимал житейскую необходимость, и пустился с италиянцем в
     меркантильные расчеты. Италиянец при сем случае обнаружил такую дикую жадность,
     такую простодушную любовь к прибыли, что он опротивел Чарскому, который поспешил
     его оставить, чтобы не совсем утратить чувство восхищения, произведенное в нем
     блестящим импровизатором. Озабоченный италиякец не заметил этой перемены и
     проводил <его> по коридору и по лестнице с глубокими поклонами и уверениями в
     вечной благодарности.
     
     
     ГЛАВА III.
     
      Цена за билет 10 рублей; начало в 7 часов.
      Афишка.
     
      Зала княгини отдана была в распоряжение импровизатору. Подмостки были
     сооружены; стулья расставлены в двенадцать рядов; в назначенный день, с семи
     часов вечера, зала была освещена, у дверей перед столиком для продажи и приема
     билетов сидела старая долгоносая женщина в серой шляпе с надломленными перьями,
     и с перстнями на всех пальцах. У подъезда стояли жандармы. Публика начала
     собираться. Чарский приехал из первых. Он принимал большое участие в успехе
     представления, и хотел видеть импровизатора, чтоб узнать, всем ли он доволен. Он
     нашел итальянца в боковой комнатке, с нетерпением посматривающего на часы.
     Итальянец одет был театрально; он был в черном с ног до головы; кружевной
     воротник его рубашки был откинут, голая шея своею странной белизною ярко
     отделялась от густой и черной бороды, волоса опущенными клоками осеняли ему лоб
     и брови. Все это очень не понравилось Чарскому, которому неприятно было видеть
     поэта в одежде заезжего фигляра. Он после короткого разговора возвратился в
     залу, которая более и более наполнялась.
      Вскоре все ряды кресел были заняты блестящими дамами; мужчины стесненной рамою
     стали у подмостков, вдоль стен и за последними стульями. Музыканты с своими
     пульпитрами занимали обе стороны подмостков. По средине стояла на столе
     фарфоровая ваза. Публика была многочисленна. Все с нетерпением ожидали начала;
     наконец в половине осьмого музыканты засуетилися, приготовили смычки и заиграли
     увертюру из Танкреда. Все уселось и примолкло - последние звуки увертюры
     прогремели... И импровизатор, встреченный оглушительным плеском, поднявшимся со
     всех сторон, с низкими поклонами приближился к самому краю подмостков.
      Чарский с беспокойством ожидал, какое впечатление произведет первая минута, но
     он заметил, что наряд, который показался ему так неприличен, не произвел того же
     действия на
     публику. Сам Чарский не нашел ничего в нем смешного, когда увидел его на
     подмостках, с бледным лицом, ярко освещенным множеством ламп и свечей. Плеск
     утих; говор умолк... Италиянец, изъясняясь на плохом французском языке, просил
     господ посетителей назначить несколько тем, написав их на особых бумажках. При
     этом неожиданном приглашении, все молча поглядели друг на друга, и никто ничего
     не отвечал. Италиянец, подождав не много, повторил свою просьбу робким и
     смиренным голосом. Чарский стоял под самыми подмостками, им овладело
     беспокойство; он предчувствовал, что дело без него не обойдется, и что принужден
     он будет написать свою тему. В самом деле, несколько дамских головок обратились
     к нему и стали вызывать его сперва в полголоса, потом громче, и громче. Услыша
     имя его, импровизатор отыскал его глазами у своих ног, и подал ему карандаш и
     клочок бумаги с дружескою улыбкою. Играть роль в этой комедии казалось Чарскому
     очень неприятно, но делать было нечего; он взял карандаш и бумагу из рук
     италиянца, написал несколько слов; италиянец взяв со стола вазу, сошел с
     подмостков, поднес ее Чарскому, который бросил в нее свою тему. Его пример
     подействовал; два журналиста, в качестве литераторов, почли обязанностию
     написать каждый по теме; секретарь неаполитанского посольства и молодой
     <человек>, недавно возвратившихся из путешествия, бредя о Флоренции, положили в
     урну свои свернутые бумажки; наконец, одна некрасивая девица, по приказанию
     своей матери, со слезами на глазах написала несколько строк по-италиянски, и
     покраснев по уши, отдала их импровизатору, между тем как дамы смотрели на нее
     молча, с едва заметной усмешкою. - Возвратясь на свои подмостки, импровизатор
     поставил урну на стол и стал вынимать бумажки одну за другой, читая каждую в
     слух:
     Семейство Ченчи.
      (La famiglia de Cenci.)
      (L'ultimo giorno di Pompe a.)
     Cleopatra e i suoi amanti.
     La primavera veduta da una prigione.
     Il trionfo diTasso.
      - Что прикажет почтенная публика? - спросил смиренный италиянец, - назначит ли
     мне сама один из предложенных предметов, или предоставит решить это жребию?..
      - Жребий!.. - сказал один голос из толпы. - Жребий, жребий! - повторила
     публика.
      Импровизатор сошел опять с подмостков, держа в руках урну, и спросил: - Кому
     угодно будет вынуть тему? - Импровизатор обвел умоляющим взором первые ряды
     стульев. Ни одна из блестящих дам тут сидевших не тронулась. Импровизатор, не
     привыкший к северному равнодушию, казалось страдал... вдруг заметил он в стороне
     поднявшуюся ручку в белой маленькой перчатке - он с живостию оборотился и
     подошел к молодой величавой красавице, сидевшей на краю второго ряда. Она встала
     безо всякого смущения и со всевозможною простотою опустила в урну
     аристократическую ручку, и вынула сверток.
      - Извольте развернуть и прочитать, - сказал ей импровизатор.
      Красавица развернула бумажку и прочла вслух:
      - Cleopatra e i suoi amanti.
      Эти слова произнесены были тихим голосом, но в зале царствовала такая тишина,
     
     

Главная Страницы1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200
Хостинг от