редко и неохотно, тем более что замечал в нем скрытую к себе неприязнь, что и
     утверждало меня в моих подозрениях. Жизнь моя сделалась мне несносна. Я впал в
     мрачную задумчивость, которую питали одиночество и бездействие. Любовь моя
     разгоралась в уединении и час от часу становилась мне тягостнее. Я потерял охоту
     к чтению и словесности. Дух мой упал. Я боялся или сойти с ума или удариться в
     распутство. Неожиданные происшедствия, имевшие важное влияние на всю мою жизнь,
     дали вдруг моей душе сильное и благое потрясение.
     
     
     ГЛАВА VI.
     
     ПУГАЧЕВЩИНА.
     
      Вы, молодые ребята, послушайте,
      Что мы, старые старики, будем сказывати.
      Песня.
     
      Прежде нежели приступлю к описанию странных происшедствий, коим я был
     свидетель, я должен сказать несколько слов о положении, в котором находилась
     Оренбургская губерния в конце 1773 года.
      Сия обширная и богатая губерния обитаема была множеством полудиких народов,
     признавших еще недавно владычество российских государей. Их поминутные
     возмущения, непривычка к законам и гражданской жизни, легкомыслие и жестокость
     требовали со стороны правительства непрестанного надзора для удержания их в
     повиновении. Крепости выстроены были в местах, признанных удобными, заселены по
     большей части казаками, давнишними обладателями Яицких берегов. Но Яицкие
     казаки, долженствовавшие охранять спокойствие и безопасность сего края, с
     некоторого времени были сами для правительства неспокойными и опасными
     подданными. В 1772 году произошло возмущение в их главном городке. Причиною тому
     были строгие меры, предпринятые генерал-маиором Траубенбергом, дабы привести
     войско к должному повиновению. Следствием было варварское убиение Траубенберга,
     своевольная перемена в управлении, и наконец усмирение бунта картечью и
     жестокими наказаниями.
      Это случилось несколько времени перед прибытием моим в Белогорскую крепость.
     Все было уже тихо, или казалось таковым; начальство слишком легко поверило
     мнимому раскаянию лукавых мятежников, которые злобствовали в тайне и выжидали
     удобного случая для возобновления беспорядков.
      Обращаюсь к своему рассказу.
      Однажды вечером (это было в начале октября 1773 года) сидел я дома один,
     слушая вой осеннего ветра, и смотря в окно на тучи, бегущие мимо луны. Пришли
     меня звать от имени коменданта. Я тотчас отправился. У коменданта нашел я
     Швабрина, Ивана Игнатьича и казацкого урядника. В комнате не было ни Василисы
     Егоровны, ни Марьи Ивановны. Комендант со мною поздоровался с видом озабоченным.
     Он запер двери, всех усадил, кроме урядника, который стоял у дверей, вынул из
     кармана бумагу и сказал нам: "Господа офицеры, важная новость! Слушайте, что
     пишет генерал". Тут он надел очки и прочел следующее:
     
     "Господину коменданту Белогорской крепости капитану Миронову.
     
      "По секрету.
     
      "Сим извещаю вас, что убежавший из-под караула донской казак и раскольник
     Емельян Пугачев, учиня непростительную дерзость принятием на себя имени
     покойного императора Петра III, собрал злодейскую шайку, произвел возмущение в
     Яицких селениях, и уже взял и разорил несколько крепостей, производя везде
     грабежи и смертные убийства. Того ради, с получением сего, имеете вы, господин
     капитан, немедленно принять надлежащие меры к отражению помянутого злодея и
     самозванца, а буде можно и к совершенному уничтожению оного, если он обратится
     на крепость, вверенную вашему попечению".
     
      "Принять надлежащие меры!" - сказал комендант, снимая очки и складывая бумагу.
     - "Слышь ты, легко сказать. Злодей-то видно силен; а у нас всего сто тридцать
     человек, не считая казаков, на которых плоха надежда, не в укор буди тебе
     сказано, Максимыч. (Урядник усмехнулся.) Однако делать нечего, господа офицеры!
     Будьте исправны, учредите караулы, да ночные дозоры; в случае нападения
     запирайте ворота, да выводите солдат. Ты, Максимыч смотри крепко за своими
     казаками. Пушку осмотреть, да хорошенько вычистить. А пуще всего содержите все
     это в тайне, чтоб в крепости никто не мог о том узнать преждевременно".
      Раздав сии повеления, Иван Кузмич нас распустил. Я вышел вместе со Швабриным,
     рассуждая о том, что мы слышали. - Как ты думаешь, чем это кончится? - спросил я
     его. "Бог знает" - отвечал он; - "посмотрим. Важного покаместь еще ничего не
     вижу. Если же..." Тут он задумался и в рассеянии стал насвистывать французскую
     арию.
      Не смотря на все наши предосторожности, весть о появлении Пугачева разнеслась
     по крепости. Иван Кузмич, хоть и очень уважал свою супругу, но ни за что на
     свете не открыл бы ей тайны, вверенной ему по службе. Получив письмо от
     генерала, он довольно искусным образом выпроводил Василису Егоровну, сказав ей,
     будто бы отец Герасим получил из Оренбурга какие-то чудные известия, которые
     содержит в великой тайне. Василиса Егоровна тотчас захотела отправиться в гости
     к попадье и, по совету Ивана Кузмича взяла с собою и Машу, чтоб ей не было
     скучно одной.
      Иван Кузмич, оставшись полным хозяином, тотчас послал за нами, а Палашку запер
     в чулан, чтоб она не могла нас подслушать.
      Василиса Егоровна возвратилась домой, не успев ничего выведать от попадьи, и
     узнала, что во время ее отсутствия было у Ивана Кузмича совещание, и что Палашка
     была под замком. Она догадалась, что была обманута мужем, и приступила к нему с
     допросом. Но Иван Кузмич приготовился к нападению. Он ни мало не смутился и
     бодро отвечал своей любопытной сожительнице: "А слышь ты, матушка, бабы наши
     вздумали печи топить соломою; а как от того может произойти несчастие, то я и
     отдал строгий приказ впредь соломою бабам печей не топить, а топить хворостом и
     валежником". - А для чего ж было тебе запирать Палашку? - спросила комендантша.
     - За что бедная девка просидела в чулане, пока мы не воротились? - Иван Кузмич
     не был приготовлен к таковому вопросу; он запутался и пробормотал что-то очень
     нескладное. Василиса Егоровна увидела коварство своего мужа; но зная, что ничего
     от него ни добьется, прекратила свои вопросы и завела речь о соленых огурцах,
     которые Акулина Памфиловна приготовляла совершенно особенным образом. Во всю
     ночь Василиса Егоровна не могла заснуть, и никак не могла догадаться, что бы
     такое было в голове ее мужа, о чем бы ей нельзя было знать.
      На другой день, возвращаясь от обедни, она увидела Ивана Игнатьича, который
     вытаскивал из пушки тряпички, камушки, щепки, бабки и сор всякого рода,
     запиханный в нее ребятишками. "Что бы значили эти военные приготовления?" -
     
     

Главная Страницы1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200
Хостинг от