щей. Государев деньщик подал ему деревянную ложку, оправленную слоновую костью,
     ножик и вилку с зелеными костяными черенками, ибо Петр никогда не употреблял
     другого прибора, кроме своего. Обед, за минуту пред сим шумно оживленный
     веселием и говорливостию, продолжался в тишине и принужденности. Хозяин, из
     почтения и радости, ничего не ел, гости также чинились и с благоговением
     слушали, как государь по-немецки разговаривал с пленным шведом о походе 1701
     года. Дура Екимовна, несколько раз вопрошаемая государем, отвечала с какою-то
     робкой холодностию, что (замечу мимоходом) вовсе не доказывало природной ее
     глупости. Наконец обед кончился. Государь встал, за ним и все гости. "Гаврила
     Афанасьевич!" сказал он хозяину: "Мне нужно
     с тобою поговорить на едине", и взяв его под руку, увел в гостиную и запер за
     собою дверь. Гости остались в столовой, шопотом толкуя об этом неожиданном
     посещении, и опасаясь быть нескромными, вскоре разъехались один за другим, не
     поблагодарив хозяина за его хлеб-соль. Тесть его, дочь и сестра провожали их
     тихонько до порогу, и остались одни в столовой, ожидая выхода государева.
     
     
     ГЛАВА V.
     
     <Я тебе жену добуду
     Иль я мельником не буду.
      Аблесимов, в опере Мельник.>
     
      Чрез полчаса дверь отворилась и Петр вышел. Важным наклонением головы
     ответствовал он на тройной поклон к.<нязя> Лыкова, Татьяны Афанасьевны и Наташи,
     и пошел прямо в переднюю. Хозяин подал ему красный его тулуп, проводил его до
     саней, и на крыльце еще благодарил за оказанную честь. Петр уехал.
      Возвратясь в столовую, Гаврила Афанасьевич казался очень озабочен. Сердито
     приказал он слугам скорее сбирать со стола, отослал Наташу в ее светлицу и,
     объявив сестре и тестю, что ему нужно сними поговорить, повел их в опочивальню,
     где обыкновенно отдыхал он после обеда. Старый князь лег на дубовую кровать,
     Татьяна Афанасьевна села на старинные штофные кресла, придвинув под ноги
     скамеечку; Гаврила Афанасьевич запер все двери, сел на кровать, в ногах к.<нязя>
     Лыкова, и начал в полголоса следующий разговор:
      - Недаром государь ко мне пожаловал; угадайте, о чем он изволил со мною
     беседовать?
      - Как нам знать, батюшка-братец, - сказала Татьяна Афанасьевна.
      - Не приказал ли тебе царь ведать какое-либо воеводство? - сказал тесть. -
     Давно пора. Али предложил быть в посольстве? что же? ведь и знатных людей - не
     одних дьяков посылают к чужим государям.
      - Нет, - отвечал зять, нахмурясь. - Я человек старого покроя, нынче служба
     наша не нужна, хоть, может быть, православный русской дворянин стоит нынешних
     новичков, блинников да басурманов, - но эта статья особая.
      - Так о чем же, братец, - сказала Татьяна Афанасьевна, - изволил он так долго
     с тобою толковать? Уж не беда ли какая с тобою приключилась? Господь упаси и
     помилуй!
      - Беда не беда, а признаюсь, я было призадумался.
      - Что же такое, братец? о чем дело?
      - Дело о Наташе: царь приезжал ее сватать.
      - Слава богу, - сказала Татьяна Афанасьевна, перекрестясь. - Девушка на
     выданьи, а каков сват, таков и жених, - дай бог любовь да совет, а чести много.
     За кого же царь ее сватает?
      - Гм,- крякнул Гаврила Афанасьевич, - за кого? то-то, за кого.
      - А за кого же? - повторил князь Лыков, начинавший уже дремать.
      - Отгадайте,- сказал Гаврила Афанасьевич.
      - Батюшка-братец, - отвечала старушка, - как нам угадать? мало ли женихов при
     дворе: всякой рад взять за себя твою Наташу. Долгорукой, что ли?
      - Нет, не Долгорукой.
      - Да и бог с ним: больно спесив. Шеин, Троекуров?
      - Нет, ни тот ни другой.
      - Да и мне они не по сердцу: ветрогоны, слишком понабрались немецкого духу. Ну
     так Милославской?
      - Нет, не он.
      - И бог с ним: богат, да глуп. Что же? Елецкий? Львов? нет? неужто
     Рагузинский? Воля твоя: ума не приложу. Да за кого ж царь сватает Наташу?
      - За арапа Ибрагима.
      Старушка ахнула и сплеснула руками. Князь Лыков приподнял голову с подушек и с
     изумлением повторил: за арапа Ибрагима!
      - Батюшка-братец, - сказала старушка слезливым голосом, - не погуби ты своего
     родимого дитяти, не дай ты Наташиньки в когти черному диаволу.
      - Но как же, - возразил Гаврила Афанасьевич, - отказать государю, который за
     то обещает нам свою милость, мне и всему нашему роду?
      - Как, - воскликнул старый князь, у которого сон совсем прошел, - Наташу,
     внучку мою, выдать за купленного арапа!
      - Он роду не простого, - сказал Гаврила Афанасьевич, - он сын арапского
     салтана. Басурмане взяли его в плен и продали в Цареграде, а наш посланник
     выручил и подарил его царю. Старший брат арапа приезжал в Россию с знатным
     выкупом и.....
      - Батюшка, Гаврила Афанасьевич, - перервала старушка, - слыхали мы сказку про
     Бову Королевича да Ер.<услана> Лаз.<аревича>. Расскажи-тко нам лучше, как
     отвечал ты государю на его сватание.
      - Я сказал, что власть его с нами, а наше холопье дело повиноваться ему во
     всем.
      В эту минуту за дверью раздался шум. Гаврила Афанасьевич пошел отворить ее, но
     почувствовав сопротивление, он сильно ее толкнул, дверь отворилась - и увидели
     Наташу, в обмороке простертую на окровавленном полу.
      Сердце в ней замерло, когда государь заперся с ее отцом. Какое-то предчувствие
     шепнуло ей, что дело касается до нее, и когда Гаврила Афанасьевич отослал ее,
     объявив, что должен говорить ее тетке и деду, она не могла противиться влечению
     женского любопытства, тихо через внутренние покои подкралась к дверям
     опочивальни и не пропустила ни одного слова из всего ужасного разговора; когда
     же услышала последние отцовские слова, бедная девушка лишилась чувств и, падая,
     расшибла голову о кованный сундук, где хранилось ее приданое.
      Люди сбежались; Наташу подняли, понесли в ее светлицу и положили на кровать.
     Через несколько времени она очнулась, открыла глаза, но не узнала ни отца, ни
     тетки. Сильный жар обнаружился, она твердила в бреду о царском арапе, о свадьбе
     - и вдруг закричала жалобным и пронзительным голосом: - Валериан, милый
     Валериан, жизнь моя! спаси меня: вот они, вот они!..ё. Татьяна Афанасьевна с
     беспокойством взглянула на брата, который побледнел, закусил губы и молча вышел
     из светлицы. Он возвратился к старому князю, который, не могши взойти на
     лестницу, оставался внизу. "Что Наташа?" - спросил он. - Худо, - отвечал
     
     

Главная Страницы1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200
Хостинг от