огорченный отец, - хуже чем я думал: она в беспамятстве бредит Валерианом.
      - Кто этот Валериан? - спросил встревоженный старик. - Неужели тот сирота,
     стрелецкий сын, что воспитывался у тебя в доме?
      - Он сам, - отвечал Гаврила Афанасьевич, - на беду мою, отец его во время
     бунта спас мне жизнь, и чорт меня догадал принять в свой дом проклятого
     волченка. Когда, тому два году, по его просьбе, записали его в полк, Наташа,
     прощаясь с ним, расплакалась, а он стоял, как окаменелый. Мне показалось это
     подозрительным, - и я говорил о том сестре. Но с тех пор Наташа о нем не
     упоминала, а про него не было ни слуху, ни духу. Я думал, она его забыла; ан
     видно нет. - Решено: она выйдет за арапа.
      Князь Лыков не противуречил: это было бы напрасно. Он поехал домой; Татьяна
     Афанасьевна осталась у Наташиной постели; Гаврила Афанасьевич, послав за
     лекарем, заперся в своей комнате, и в его доме все стало тихо и печально.
      Неожиданное сватовство удивило Ибрагима, по крайней мере столь же, как и
     Гаврилу Афанасьевича. Вот как это случилось: Петр, занимаясь делами с Ибрагимом,
     сказал ему: "Я замечаю, брат что ты приуныл; говори прямо: чего тебе не
     достает?" Ибрагим уверил государя, что он доволен своей участию и лучшей не
     желает. "Добро", - сказал государь, - "если ты скучаешь безо всякой причины, так
     я знаю, чем тебя развеселить".
      По окончанию работы, Петр спросил Ибрагима: "Нравится ли тебе девушка, с
     которой ты танцовал минавет на прошедшей ассамблеи?" - Она, государь, очень мила
     и, кажется, девушка скромная и добрая. - "Так я ж тебя с нею познакомлю
     покороче. Хочешь ли ты на ней жениться?" - Я, государь?.... - "Послушай,
     Ибрагим, ты человек одинокой, без роду и племени, чужой для всех, кроме одного
     меня. Умри я сегодня, завтра что с тобою будет, бедный мой арап? Надобно тебе
     пристроиться, пока есть еще время; найти опору в новых связях, вступить в союз с
     русским боярством". - Государь, я счастлив покровительством и милостями вашего
     величества. Дай мне бог не пережить своего царя и благодетеля, более ничего не
     желаю; но если б и имел в виду жениться, то согласятся ли молодая девушка и ее
     родственники? моя наружность.... - "Твоя наружность! какой вздор! чем ты не
     молодец? Молодая девушка должна повиноваться воле родителей, а посмотрим, что
     скажет старый Гаврила Ржевский, когда я сам буду твоим сватом?" При сих словах
     государь велел подавать сани и оставил Ибрагима, погруженного в глубокие
     размышления.
      "Жениться!" - думал африканец, - "зачем же нет? ужели суждено мне провести
     жизнь в одиночестве и не знать лучших наслаждений и священнейших обязанностей
     человека, потому только, что я родился под <**> градусом? Мне не льзя надеиться
     быть любимым: детское возражение! разве можно верить любви? разве существует она
     в женском, легкомысленном сердце? Отказавшись на век от милых заблуждений, я
     выбрал иные обольщения - более существенные. Государь прав: мне должно
     обеспечить будущую судьбу мою. Свадьба с молодою Ржевскою присоединит меня к
     гордому русскому дворянству, и я перестану быть пришельцем в новом моем
     отечестве. От жены я не стану требовать любви, буду довольствоваться ее
     верностию, а дружбу приобрету постоянной нежностию, доверенностию и
     снисхождением".
      Ибрагим по своему обыкновению хотел заняться делом, но воображение его слишком
     было развлечено. Он оставил бумаги и пошел бродить по невской набережной. Вдруг
     услышал он голос Петра; оглянулся и увидел государя, который, отпустив сани, шел
     за ним с веселым видом. - "Все, брат, кончено," - сказал Петр, взяв его под
     руку: "Я тебя сосватал. Завтра поезжай к своему тестю; но смотри, потешь его
     боярскую спесь; оставь сани у ворот; пройди через двор пешком; поговори с ним о
     его заслугах, о знатности - и он будет от тебя без памяти. А теперь, - продолжал
     он, потряхивая дубинкою, - заведи меня к плуту Данилычу, с которым надо мне
     переведаться за его новые проказы".
      Ибрагим, сердечно отблагодарив Петра за его отеческую заботливость о нем,
     довел его до великолепных палат кн.<язя> Меншикова и возвратился домой.
     
     
     ГЛАВА VI.
     
      Тихо теплилась лампада перед стекляным кивотом, блистали золотые и серебряные
     оклады наследственных икон. Дрожащий свет ее слабо озарял занавешенную кровать и
     столик, уставленный склянками с ярлыками. - У печки сидела служанка за
     самопрялкою, и легкой шум ее веретена прерывал один тишину светлицы.
      - Кто здесь?- произнес слабый голос. Служанка встала тотчас, подошла к кровате
     и тихо приподняла полог. - Скоро ли рассветет? - спросила Наталья. - "Теперь уже
     полдень", - отвечала служанка. - Ах, боже мой, отчего же так темно? - "Окны
     закрыты, барышня". - Дай же мне поскорее одеваться. - "Нельзя, барышня, дохтур
     не приказал". - Разве я больна? давно ли? - "Вот уж две недели". - Неужто? а мне
     казалось, будто я вчера только легла...
      Наташа умолкла; она старалась собрать рассеянные мысли. Что-то с нею
     случилось, но что именно? не могла вспомнить Служанка все стояла перед нею,
     ожидая приказанья. В это время раздался снизу глухой шум. - Что такое? -
     спросила больная. - "Господа откушали", - отвечала служанка; - "встают изо
     стола. Сей час придет сюда Татьяна Афанасьевна". - Наташа, казалось
     обрадовалась; она махнула слабою рукою. Служанка задернула занавес и села опять
     за самопрялку.
      Через несколько минут из-за двери показалась голова в белом широком чепце с
     темными лентами, и спросили в полголоса: что Наташа? - Здравствуй, тетушка, -
     сказала тихо больная; и Татьяна Афанасьевна к ней поспешила. - "Барышня в
     памяти", - сказала служанка, осторожно придвигая кресла. Старушка со слезами
     поцаловала бледное, томное лицо племянницы и села подле нее. В след за нею
     немец-лекарь, в черном кафтане и в ученом парике, вошел, пощупал у Наташи пульс
     и объявил по-латыни, а потом и по-русски, что опасность миновалась. Он
     потребовал бумаги и чернильницы, написал новый рецепт и уехал, а старушка встала
     и, снова поцаловав Наталью, с доброю вестию тотчас отправилась вниз к Гавриле
     Афанасьевичу.
      В гостинной, в мундире при шпаге, с шляпою в руках сидел царской арап,
     почтительно разговаривая с Гаврилою Афанасьевичем. Корсаков, растянувшись на
     пуховом диване, слушал их рассеянно и дразнил заслуженую борзую собаку; наскуча
     сим занятием, он подошел к зеркалу, обыкновенному прибежищу его праздности; и в
     нем увидел Татьяну Афанасьевну, которая из-за двери делала брату незамечаемые
     знаки. - Вас зовут, Гаврила Афанасьевич, - сказал Корсаков обратясь к нему и
     перебив речь Ибрагима. Гаврила Афанасьевич тотчас пошел к сестре и притворил за
     собою дверь.
      - Дивлюсь твоему терпению, - сказал Корсаков Ибрагиму. - Битый час слушаешь ты
     бредни о древности рода Лыковых и Ржевских и еще присовокупляешь к тому свои
     нравоучительные примечания! На твоем месте j'aurais plantй la старого враля и
     весь его род, включая тут же и Наталию Гавриловну, которая жеманится,
     притворяется больной, une petite santй. - - Скажи по совести; ужели ты влюблен
     в эту маленькую mijaurйе? Послушай, Ибрагим, последуй хоть раз моему совету;
     
     

Главная Страницы1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200
Хостинг от