ямщику, что бричку и чамодан дарит ему на водку. Ямщик был в таком же изумлении
     от его щедрости, как и сам француз от предложения Дубровского. Но, заключив из
     того, что немец сошел с ума, ямщик поблагодарил его усердным поклоном, и не
     рассудив за благо въехать в город, отправился в известное ему увеселительное
     заведение, коего хозяин был весьма ему <знаком>. Там провел он целую ночь, а на
     другой день утром на порожней тройке отправился во-свояси - без брички и без
     чамодана, с пухлым лицом и красными глазами.
      Дубровский, овладев бумаг<ами> француза, смело явился, как мы уже видели, к
     Троекурову и поселился в его доме. Каковы ни были его тайные намерения (мы их
     узнаем после), но в его поведении не оказалось ничего предосудительного. Правда,
     он мало занимался воспитанием маленького Саши, давал ему полную свободу
     повесничать, и не строго взыскивал за уроки, задаваемые только для формы - зато
     с большим прилежанием следил за музыкальными успехами своей ученицы, и часто по
     целым часам сиживал с нею за фортепьяно. Все любили молодого учителя - Кирила
     Петрович за его смелое проворство на охоте, Марья Кириловна за неограниченное
     усердие и робкую внимательность, Саша - за снисходительность к его шалостям,
     домашние за доброту и за щедрость повидимому несовместную с его состоянием. Сам
     он, казалось, привязан был ко всему семейству и почитал уже себя членом оного.
      Прошло около месяца от его вступления в звание учительское до достопамятного
     празднества, и никто не подозревал, что в скромном молодом французе таился
     грозный разбойник - коего имя наводило ужас на всех окрестных владельцев. Во все
     это время Дубровский не отлучался из Покровского, но слух о разбоях его не
     утихал благодаря изобретательному воображению сельских жителей, но могло статься
     и то, что шайка его продолжала свои действия и в отсутствии начальника.
      Ночуя в одной комнате с человеком, коего мог он почесть личным своим врагом и
     одним из главных виновников его бедствия, - Дубровский не мог удержаться от
     искушения. Он знал о существовании сумки, и решился ею завладеть. Мы видели, как
     изумил он бедного Антона Пафнутьича неожиданным своим превращением из учителей в
     разбойники.
      В 9 часов утра гости, ночевавшие в Покровском, собралися один за другим в
     гостиной, где кипел уже самовар, перед которым в утреннем платье сидела Марья
     Кириловна, - а Кирила Петрович в байковом сертуке и в туфлях выпивал свою
     широкую чашку, похожую на полоскательную. Последним появился Антон Пафнутьич; он
     был так бледен и казался так расстроен, что вид <его> всех поразил, и что Кирила
     Петрович осведомился о его здоровии. Спицын отвечал безо всякого смысла и с
     ужасом поглядывал на учителя, который тут же сидел, как ни в чем не бывало.
     Через несколько минут слуга вошел и объявил Спицыну, что коляска его готова -
     Антон Пафнутьич спешил откланяться и не смотря на увещания хозяина вышел
     поспешно из комнаты и тотчас уехал. Не понимали, что с ним сделалось, и Кирила
     Петрович решил, что он объелся. После чаю и прощального завтрака прочие гости
     начали разъезжаться, вскоре Покровское опустело, и все вошло в обыкновенный
     порядок.
     
     
     ГЛАВА XII.
     
      Прошло несколько дней, и не случилось ничего достопримечательного. Жизнь
     обитателей Покровского была однообразна. Кирила Петрович ежедневно выезжал на
     охоту; чтение, прогулки и музыкальные уроки занимали Марью Кириловну - особенно
     музыкальные уроки. Она начинала понимать собственное сердце и признавалась, с
     невольной досадою, что оно не было равнодушно к достоинствам молодого француза.
     Он с своей стороны не выходил из пределов почтения и строгой пристойности, и тем
     успокоивал ее гордость <и> боязливые сомнения. Она с большей и большей
     доверчивостью предавалась увлекательной привычке. Она скучала без Дефоржа, в его
     присутствии поминутно занималась им, обо всем хотела знать его мнение и всегда с
     ним соглашалась. Может быть, она не была еще влюблена, но при первом случайном
     препятствии или незапном гонении судьбы пламя страсти должно было вспыхнуть в ее
     сердце.
      Однажды, пришед в залу, где ожидал ее учитель, Марья Кириловна с изумлением
     заметила смущение на бледном его лице. Она открыла форте-пьяно, пропела
     несколько нот, но Дубровский под предлогом головной боли извинился, перервал
     урок и, закрывая ноты, подал ей украдкою записку. Марья Кириловна, не успев
     одуматься, приняла ее и раскаялась в ту же минуту, но Дубровского не было уже в
     зале. Марья Кириловна пошла в свою комнату, развернула записку и прочла
     следующ<ее:>
      "Будьте сегодня в 7 часов в беседке у ручья - Мне необходимо с вами говорить".
      Любопытство ее было сильно возбуждено. Она давно ожидала признания, желая и
     опасаясь его. Ей приятно было бы услышать подтверждение того, о чем она
     догадывалась, но она чувствовала, что ей было бы неприлично слышать такое
     объяснение от человека, который по состоянию своему не мог надеиться когда-
     нибудь получить ее руку. Она решилась идти на свидание, но колебалась в одном:
     каким образом примет она признание учителя, с аристократическим ли негодованием,
     с увещаниями ли дружбы, с веселыми шутками, или с безмолвным участием. Между тем
     она поминутно поглядывала на часы. Смеркалось, подали свечи, Кирила Петрович сел
     играть в бостон с приезжими соседями. Столовые часы пробили третью четверть
     седьмого - и Марья Кириловна тихонько вышла на крыльцо - огляделась во все
     стороны и побежала в сад.
      Ночь была темна, небо покрыто тучами - в двух шагах от себя нельзя было ничего
     видеть, но Марья Кириловна шла в темноте по знакомым дорожкам, и через минуту
     очутилась у беседки; тут остановилась она, дабы перевести дух и явиться перед
     Дефоржем с видом равнодушным и неторопливым. Но Дефорж стоял уже перед нею.
      - Благодарю вас, - сказал он ей тихим и печальным голосом, - что вы не
     отказали мне в моей просьбе. Я был бы в отчаянии, если бы на то не согласились.
      Марья Кириловна отвечала заготовленною фразой: - Надеюсь, что вы не заставите
     меня раскаяться в моей снисходительности.
      Он молчал и, казалося, собирался с духом. - Обстоятельства требуют... я должен
     вас оставить, - сказал он наконец, - вы скоро, может быть, услышите... Но перед
     разлукой я должен с вами сам объясниться...
      Мария Кириловна не отвечала ничего. В этих словах видела она предисловие к
     ожидаемому признанию.
      - Я не то, что вы предполагаете, - продолжал он, потупя голову, - я не француз
     Дефорж, я Дубровский.
      Марья Кириловна вскрикнула.
      - Не бойтесь, ради бога, вы не должны бояться моего имени. Да я тот
     несчастный, которого ваш отец лишил куска хлеба, выгнал из отеческого дома и
     послал грабить на больших дорогах. Но вам не надобно меня бояться - ни за себя,
     ни за него. Все кончено. - Я ему простил. Послушайте, вы спасли его. Первый мой
     кровавый подвиг должен был свершиться над ним. Я ходил около его дома, назначая,
     где вспыхнуть пожару, откуда войти в его спальню, как пересечь ему все пути к
     бегству - в ту минуту вы прошли мимо меня, как небесное видение, и сердце мое
     смирилось. Я понял, что дом, где обитаете вы, священ, что ни единое существо,
     
     

Главная Страницы1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200
Хостинг от