принадлежала Троекурову. Шабашкин явился к нему с поклонами и поздравлениями и
     просьбою назначить, когда угодно будет его в<ысокопревосходительству> вступить
     во владение новоприобретенным имением - самому или кому изволит он дать на то
     доверенность. Кирила Петрович смутился. От природы не был он корыстолюбив,
     желание мести завлекло его слишком далеко, совесть его роптала. Он знал, в каком
     состоянии находился его противник, старый товарищ его молодости - и победа не
     радовала его сердце. Он грозно взглянул на Шабашкина, ища к чему привязаться,
     чтоб его выбранить, но не нашед достаточного к тому предлога, сказал ему
     сердито: - Пошел вон, не до тебя.
      Шабашкин, видя, что он не в духе, поклонился и спешил удалиться. А Кирила
     Петрович, оставшись наедине, стал расхаживать взад и вперед, насвистывая: Гром
     победы раздавайся, что всегда означало в нем необыкновенное волнение мыслей.
      Наконец он велел запрячь себе беговые дрожки, оделся потеплее (это было уже в
     конце сентября) и, сам правя, выехал со двора.
      Вскоре завидел он домик Андрея Гавриловича, и проти<ву>положные чувства
     наполнили душу его. Удовлетворенное мщение и властолюбие заглушали до некоторой
     степени чувства более благородные, но последние наконец восторжествовали. Он
     решился помириться с старым своим соседом, уничтожить и следы ссоры, возвратив
     ему его достояние. Облегчив душу сим благим намерением, Кирила Петрович пустился
     рысью к усадьбе своего соседа - и въехал прямо на двор.
      В это время больной сидел в спальней у окна. Он узнал Кирила Петровича, и
     ужасное смятение изобразилось на лице его - багровый румянец заступил место
     обыкновенной бледности, глаза засверкали, он произносил невнятные звуки. Сын
     его, сидевший тут же за хозяйств<енными> книгами, поднял голову и поражен был
     его состоянием. Больной указывал пальцем на двор с видом ужаса и гнева. Он
     торопливо подбирал полы своего халата, собираясь встать с кресел, приподнялся -
     - и вдруг упал.- Сын бросился к нему, старик лежал без чувств и без дыхания -
     паралич его ударил. - Скорей, скорей в город за лекарем! - кричал Владимир. -
     Кирила Петрович спрашивает вас, - сказал вошедший слуга. Владимир бросил на него
     ужасный взгляд.
      - Скажи Кирилу Петровичу, чтоб он скорее убирался, пока я не велел его выгнать
     со двора - пошел. - Слуга радостно побежал исполнить приказание своего барина;
     Егоровна всплеснула руками. - Батюшка ты наш, - сказала она пискливым голосом, -
     погубишь ты свою головушку! Кирила Петрович съест нас. - Молчи, няня, - сказал с
     сердцем Владимир, - сейчас пошли Антона в город за лекарем. - Егоровна вышла.
      В передней никого не было - все люди сбежались на двор смотреть на Кирила
     Петровича. Она вышла на крыльцо - и услышала ответ слуги, доносящего от имени
     молодого барина. Кирила Петрович выслушал его сидя на дрожках. Лицо его стало
     мрачнее ночи, он с презрением улыбнулся, грозно взглянул на дворню и поехал
     шагом около двора. Он взглянул и в окошко, где за минуту перед сим сидел Андрей
     Гаврилович, но где уж его не было. Няня стояла крыльце, забыв о приказании
     барина. Дворня с шумом толковала о сем происшедствии. Вдруг Владимир явился
     между людьми и отрывисто сказал: - Не надобно лекаря, батюшка скончался.
      Сделалось смятение. Люди бросились в комнату старого барина. Он лежал в
     креслах, на которые перенес его Владимир; правая рука его висела до полу, голова
     опущена была на грудь - не было уж и признака жизни в сем теле еще не охладелом,
     но уже обезображенном кончиною. Егоровна взвыла - слуги окружили труп,
     оставленный на их попечение, - вымыли его, одели в мундир, сшитый еще в 1797
     году, и положили на тот самый стол, за которым только лет они служили своему
     господину.
     
     
     ГЛАВА V.
     
      Похороны совершились на третий день. Тело бедного старика лежало на столе,
     покрытое саваном и окруженное свечами. Столовая полна была дворовых. Готовились
     к выносу. Владимир и трое слуг подняли гроб. Священник пошел вперед, дьячок
     сопровождал его, воспевая погребальные молитвы. Хозяин Кистеневки в последний
     раз перешел за порог своего дома. Гроб понесли рощею. Церковь находилась за нею.
     День был ясный и холодный. Осенние листья падали с дерев.
      При выходе из рощи, увидели кистеневскую деревянную церковь и кладбище,
     осененное старыми липами. Там покоилось тело Владимировой матери; там подле
     могилы ее накануне вырыта была свежая яма.
      Церковь полна была кистеневскими крестьянами, пришедшими отдать последнее
     поклонение господину своему. Мол<одой> Дубровский стал у клироса; он не плакал и
     не молился - но лицо его было страшно. Печальн<ый> обряд кончил<ся>. Владимир
     первый пошел прощаться с телом - за ним и все дворовые - принесли крышку и
     заколотили гроб. Бабы громко выли; мужики изредко утирали слезы кулаком.
     Владимир и тех же 3 слуг понесли его на кладбище - в сопровождении всей деревни.
     Гроб опустили в могилу - все присутствующие бросили в нее по горсти песку - яму
     засыпали, поклонились ей, и разошлись. Владимир поспешно удалился, всех
     опередил, и скрылся в Кистеневскую рощу.
      Егоровна от имени его пригласила попа и весь причет церковный на похоронный
     обед - объявив, что молодой барин не намерен на оном присутствовать - и таким
     образом отец Антон , попадья Федотовна и дьячок пешком отправились на барский
     двор, рассуждая с Егоровной о добродетелях покойника и о том, что, повидимому,
     ожидало его наследника. (Приезд Троекурова и прием ему оказанный были уже
     известны всему околодку, и тамошние политики предвещали важные оному
     последствия.)
      - Что будет - то будет, - сказала попадья, - а жаль, если не Владимир
     Андреевич будет нашим господином. Молодец, нечего сказать.
      - А кому же как не ему и быть у нас господином, - прервала Егоровна.- Напрасно
     Кирила Петрович и горячится. Не на робкого напал - мой соколик и сам за себя
     постоит - да и, бог даст, благодетели его не остав<я>т. Больно спесив Кирила
     Петрович! а небось поджал хвост, когда Гришка мой закричал ему: Вон, старый пес!
     - долой со двора!
      - Ахти, Егоровна, - сказал дьячок, - да как у Григорья-то язык повернулся, я
     скорее соглашусь, кажется, лаять на владыку, чем косо взглянуть на Кирила
     Петровича. Как увидишь его, страх и трепет и краплет пот , а спина-то сама
     так и гнется, так и гнется...
      - Суета сует, - сказал священник, - и Кирилу Петровичу отпоют вечную память,
     все как ныне и Андрею Гавриловичу, разве похороны будут побогаче, да гостей
     созовут побольше - а богу не все ли равно!
      - Ах, батька! и мы хотели зазвать весь околоток, да Владимир Андреевич не
     захотел. Небось у нас всего довольно, - есть чем угостить, да что прикажешь
     делать По крайней мере, коли нет людей, так уж хоть вас уподчую, дорогие гости
     наши.
      Сие ласковое обещание и надежда найти лакомый пир<ог> ускорили шаги
     собеседников и они благополучно прибыли в барской дом, где стол был уже накрыт и
     водка подана.
      Между <тем> Владимир углублялся в чащу дерев, движением и усталостию стараясь
     
     

Главная Страницы1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200
Хостинг от