на свои плечи, а Юлай взял плеть и замахнулся: тогда башкирец застонал слабым,
     умоляющим голосом и, кивая головою, открыл рот, в котором вместо языка шевелился
     короткий обрубок.
      Когда вспомню, что это случилось на моем веку, и что ныне дожил я до кроткого
     царствования императора Александра, не могу не дивиться быстрым успехам
     просвещения и распространению правил человеколюбия. Молодой человек! если
     записки мои попадутся в твои руки, вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения
     суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных
     потрясений.
      Все были поражены. "Ну" - сказал комендант; - "видно нам от него толку не
     добиться. Юлай, отведи башкирца в анбар. А мы, господа, кой о чем еще
     потолкуем".
      Мы стали рассуждать о нашем положении, как вдруг Василиса Егоровна вошла в
     комнату, задыхаясь и с видом чрезвычайно встревоженным.
      "Что это с тобою сделалось?" - спросил изумленный комендант.
      - Батюшки, беда! - отвечала Василиса Егоровна. - Нижнеозерная взята сегодня
     утром. Работник отца Герасима сейчас оттуда воротился. Он видел, как ее брали.
     Комендант и все офицеры перевешаны. Все солдаты взяты в полон. Того и гляди,
     злодеи будут сюда.
      Неожиданная весть сильно меня поразила. Комендант Нижнеозерной крепости, тихий
     и скромный молодой человек, был мне знаком: месяца за два перед тем проезжал он
     из Оренбурга с молодой своей женою и останавливался у Ивана Кузмича.
     Нижнеозерная находилась от нашей крепости верстах в двадцати пяти. С часу на час
     должно было и нам ожидать нападения Пугачева. Участь Марьи Ивановны живо
     представилась мне, и сердце у меня так и замерло.
      - Послушайте, Иван Кузмич! - сказал я коменданту. - Долг наш защищать крепость
     до последнего нашего издыхания; об этом и говорить нечего. Но надобно подумать о
     безопасности женщин. Отправьте их в Оренбург, если дорога еще свободна, или в
     отдаленную, более надежную крепость, куда злодеи не успели бы достигнуть.
      Иван Кузмич оборотился к жене и сказал ей: "А слышь ты матушка, и в самом
     деле, не отправить ли вас подале, пока не управимся мы с бунтовщиками?"
      - И, пустое! - сказала комендантша. - Где такая крепость, куда бы пули не
     залетали? Чем Белогорская ненадежна? Слава богу, двадцать второй год в ней
     проживаем. Видали и башкирцев и киргизцев: авось и от Пугачева отсидимся!
      "Ну, матушка", - возразил Иван Кузмич - "оставайся, пожалуй, коли ты на
     крепость нашу надеешься. Да с Машей-то что нам делать? Хорошо, коли отсидимся,
     или дождемся сикурса; ну, а коли злодеи возьмут крепость?"
      - Ну, тогда... - Тут Василиса Егоровна заикнулась и замолчала с видом
     чрезвычайного волнения.
      "Нет, Василиса Егоровна",- продолжал комендант, замечая, что слова его
     подействовали, может быть, в первый раз в его жизни.- "Маше здесь оставаться не
     гоже. Отправим ее в Оренбург к ее крестной матери: там и войска и пушек
     довольно, и стена каменная. Да и тебе советовал бы с нею туда же отправиться;
     даром что ты старуха, а посмотри что с тобою будет, коли возьмут фортецию
     приступом".
      - Добро, - сказала комендантша, - так и быть, отправим Машу. А меня, и во сне
     не проси: не поеду. Нечего мне под старость лет расставаться с тобою, да искать
     одинокой могилы на чужой сторонке. Вместе жить, вместе и умирать.
      "И то дело" - сказал комендант. - "Ну, медлить нечего. Ступай готовить Машу в
     дорогу. Завтра чем свет ее и отправим, да дадим ей и конвой, хоть людей лишних у
     нас и нет. Да где же Маша?"
      - У Акулины Памфиловны, - отвечала комендантша. - Ей сделалось дурно, как
     услышала о взятии Нижнеозерной; боюсь, чтобы не занемогла. Господи владыко, до
     чего мы дожили!
      Василиса Егоровна ушла хлопотать об отъезде дочери. Разговор у коменданта
     продолжался; но я уже в него не мешался и ничего не слушал. Марья Ивановна
     явилась к ужину бледная и заплаканная. Мы отужинали молча, и встали изо стола
     скорее обыкновенного; простясь со всем семейством, мы отправились по домам. Но я
     нарочно забыл свою шпагу и воротился за нею: я предчувствовал, что застану Марью
     Ивановну одну. В самом деле, она встретила меня в дверях и вручила мне шпагу.
     "Прощайте, Петр Андреич!" - сказала она мне со слезами. - "Меня посылают в
     Оренбург. Будьте живы и счастливы; может быть, господь приведет нам друг с
     другом увидеться; если же нет..." Тут она зарыдала. Я обнял ее. - Прощай, ангел
     мой, - сказал я, - прощай, моя милая, моя желанная! Что бы со мною ни было,
     верь, что последняя моя мысль и последняя молитва будет о тебе! - Маша рыдала,
     прильнув к моей груди. Я с жаром ее поцаловал и поспешно вышел из комнаты.
     
     
     ГЛАВА VII.
     
     ПРИСТУП.
     
      Голова моя, головушка,
      Голова послуживая!
      Послужила моя головушка
      Ровно тридцать лет и три года.
      Ах, не выслужила головушка
      Ни корысти себе, ни радости,
      Как ни слова себе доброго
      И ни рангу себе высокого;
      Только выслужила головушка
      Два высокие столбика,
      Перекладинку кленовую,
      Еще петельку шелковую.
      Народная песня
     
      В эту ночь я не спал и не раздевался. Я намерен был отправиться на заре к
     крепостным воротам, откуда Марья Ивановна должна была выехать, и там проститься
     с нею в последний раз. Я чувствовал в себе великую перемену: волнение души моей
     было мне гораздо менее тягостно, нежели то уныние, в котором еще недавно был я
     погружен. С грустию разлуки сливались во мне и неясные, но сладостные надежды, и
     нетерпеливое ожидание опасностей, и чувства благородного честолюбия. Ночь прошла
     незаметно. Я хотел уже выдти из дому, как дверь моя отворилась и ко мне явился
     капрал с донесением, что наши казаки ночью выступили из крепости, взяв насильно
     с собою Юлая, и что около крепости разъезжают неведомые люди. Мысль, что Марья
     Ивановна не успеет выехать, ужаснула меня; я поспешно дал капралу несколько
     наставлений, и тотчас бросился к коменданту.
      Уж рассветало. Я летел по улице, как услышал, что зовут меня. Я остановился.
     "Куда вы?" - сказал Иван Игнатьич, догоняя меня. - "Иван Кузмич на валу, и
     послал меня за вами. Пугач пришел". - Уехала ли Марья Ивановна? - спросил я с
     сердечным трепетом.- "Не успела" - отвечал Иван Игнатьич: - "дорога в Оренбург
     
     

Главная Страницы1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200
Хостинг от