-- Вчера двадцать лет назад, -- мягко уточнила Надя. Ей было искренне жаль Василия, а в голове мелькнула мысль: непременно надо завтра сходить на почтамт и позвонить в Москву родителям и Егору, сказать, что помнит и любит их.
      Дубов оторвал взгляд от кристалла и посмотрел на часы:
      -- Уже три с половиной минуты. Подождем еще полторы, и если ничего не будет -- значит, увы.
      Однако на исходе четвертой минуты полосы стали рассеиваться, и вскоре грань кристалла показала некое помещение, более похожее на мастерскую художника: стена была завешана картинами, некоторые стояли на полу прислоненные к стенке, а посреди комнаты стоял мольберт с неоконченным лесным пейзажем, над которым трудился человек в очень коротких джинсовых шортах и шлепанцах на босу ногу. И хотя со спины его лица почти не было видно, Василий изумленно прошептал:
      -- Это он...
      Надя и Серапионыч пригляделись. Действительно, волосы у художника были такими же ярко-рыжими и коротко подстриженными, как у юного Гриши Лиственницына, а когда он приоборачивался, то его профиль тоже очень походил на Солнышкин. И все равно -- верилось с трудом.
      Надя пыталась рассуждать логически: "Кристалл в поисках заданного сначала "сканирует", или, проще говоря, "прочесывает" ту реальность, в которой находится, затем параллельную, а уж потом то, что находится за пределами их обоих. Поэтому-то Наталью Николаевну он показал сразу, Царь-Город -- с небольшой задержкой, а это..." Надя даже в мыслях затруднялась или не решалась обозначить тот мир, краешек которого приоткрылся в кристалле.
      Серапионыч пребывал в некотором смятении. Всю свою долгую жизнь он придерживался материалистических взглядов, и даже существование параллельного мира объяснял "по науке", выдвинув теорию, скорее, впрочем, фантастическую, нежели научную: будто бы несколько веков назад в результате некоего катаклизма наша планета Земля разделилась (или расщепилась) надвое, и с тех пор обе планеты движутся параллельно с минимально возможным интервалом, отчего определить наличие второй Земли обычными средствами невозможно. И лишь в определенных местах, вроде Горохова городища, и при определенных условиях (после заката и до восхода Солнца) возможен переход с одной планеты на другую. Но теперь он наблюдал в кристалле того самого Гришу Лиственницына, которого почти двадцать лет назад видел у себя в морге с ранениями, несовместимыми с жизнью. И, что еще удивительнее, молодой человек в кристалле при несомненном сходстве с мальчиком, которого все звали Солнышком, выглядел приблизительно на столько лет, сколько ему было бы, доживи он до наших дней. Доктор понимал, что какое-то научное объяснение всему этому должно быть, но пока что ничего придумать не мог.
      Василий же, в отличие от своих друзей, ни о чем не думал. Он просто резко подался вперед, чтобы лучше разглядеть изображение на грани. Но тут художник, порывисто бросив кисть на пол, обернулся к зрителям, и его лицо просияло, на миг став таким же детски-беззаботным, каким его запомнили все, знавшие Солнышко при жизни.
      -- Вася! -- раздался крик, от которого все вздрогнули, таким он был не то чтобы громким, а живым и явственным, словно звучал где-то здесь, рядом, а не из "загробного" мира. -- Васька, давай сюда!
      Дубов нагнулся еще ближе к кристаллу, и вдруг произошло нечто такое, чего никто не ожидал: Василий в мгновение ока исчез, а его изображение оказалось в грани кристалла, в объятиях Солнышка.
     
      -- Что за чертовщина! -- в сердцах проговорил Серапионыч и привычно потянулся за скляночкой.
      -- Это ловушка, -- обреченно прошептала Надежда, без сил откинувшись на спинку кресла. -- Они его убьют, а мы ничего не сможем поделать.
      -- Кто убьет? -- не понял доктор.
      -- Помните, как у Бредбери? -- через силу проговорила Надя. -- Сейчас Солнышко превратится в Глухареву, в руке появится кинжал, и она вонзит его Васе в спину!
      -- Погодите, Надюша, может быть, все не так страшно, -- пытался увещевать доктор, но Чаликова резко дернулась к кристаллу, будто надеясь следом за Василием попасть в "закристалье", и, конечно же, наткнулась на холодную гладкую поверхность.
     
      -- Вася, будьте осторожны! -- крикнула Надежда, будто Вася мог ее услышать.
      Неизвестно, услышал ли Дубов чаликовский крик, но Солнышко, похоже, не только услышал, но и увидел Надю. Радостная детская улыбка еще раз осветила лицо художника, и тут же поверхность кристалла медленно померкла.
      -- Знаете, Надя, ваше предположение насчет Бредбери и Глухаревой -- оно вроде бы логично, -- заметил Серапионыч. -- Но у меня есть одно возраженьице. Всего одно, и к тому же лишенное всяческой логики.
     
      -- Какое? -- обернулась к нему Чаликова.
      -- Наденька, вы только что видели улыбку... Ну, скажем так, молодого человека в кристалле. Не далее как вчера вы видели, как улыбался Солнышко, будучи ребенком. А теперь скажите, способна ли так улыбаться достопочтеннейшая госпожа Глухарева?
      -- Понимаю, вы меня пытаетесь успокоить, -- как-то даже чуть обиделась Надя. -- Не надо, Владлен Серапионыч, я совершенно спокойна!..
     
      x x x
     
     

Главная 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200