не стал бы, -- задумчиво проговорил Дубов. -- Разве что особые обстоятельства?..
      За этими разговорами Надя и Вася скинули с себя "маскировочную" ветошь и аккуратно сложили ее на телегу, оставшись в летней одежде из "нашего" мира.
      Еще раз простившись с Чумичкой -- сердечно и немногословно -- путешественники начали привычное восхождение на Холм. А почти от самого подножия столбов Надежда поглядела вниз -- Чумичка стоял, опершись на край телеги, и глядел им вослед. Помахав рукой, Надя решительно прошла между столбов. Василий не оборачиваясь шагнул следом.
      Первым, что они увидали, миновав столбы, оказался доктор Серапионыч, который сидел на булыжнике и читал газету столь естественно, будто у себя дома или на лавочке в Вермутском парке. Украдкой заглянув в газету, Чаликова с облегчением убедилась, что она датируется нынешним днем и годом, а не двадцатью годами назад или, чего доброго, вперед.
      -- Доктор, а вы что здесь делаете? -- удивился Дубов.
      -- Вас поджидаю, -- Серапионыч сложил газету и встал с камня. -- Решил вот лично убедиться, что вы не заблудились во времени и пространстве. Ну как, выполнили, что хотели?
      Вспоминать о событиях дня Надежде очень не хотелось, поэтому она ответила кратко, в стиле газетных заголовков:
      -- Преступники понесли заслуженное наказание, Херклафф съел Путяту, а в городе началось черт-те что.
      -- Подробности после, -- Василий перекинул чаликовский саквояж из правой руки в левую. -- Пойдемте, что ли? На автобус бы не опоздать.
      -- А что Васятка? -- спросила Надя.
      -- В городе, отсыпается -- откликнулся Серапионыч. -- Ему ведь за последнюю неделю и поспать толком не удалось... Осторожно, Наденька, здесь камешек, вы об него в прошлый раз чуть не споткнулись. Ну, когда в следующую экспедицию?
      -- Думаю, что эта -- последняя, -- вздохнул Дубов, хотя убежденности в его голосе доктор не уловил. -- Может быть, единственное -- когда Васятку будем провожать, если он, конечно, не пожелает остаться в нашем мире. Но учтите, Наденька -- это я сделаю сам, без вас.
      -- Почему без меня? -- Надежда на миг остановилась и пристально посмотрела на Василия.
      -- Потому что едва вы увидите очередную несправедливость, а вы ее непременно увидите, то сразу же броситесь ее исправлять. А к чему это обычно приводит -- сами знаете.
      -- Так вы что, предлагаете просто проходить мимо?
     
      -- Да нет, речь о другом. Правильно ли мы вообще поступаем, вмешиваясь в дела параллельного мира? -- Почувствовав, что Надежда собирается его перебить, Василий заговорил быстрее: -- И все-таки -- давайте забудем, что существует такой Царь-Город и все, что там происходит! Поверьте, так будет лучше -- и для них, и для нас.
      Василий чуть замедлил шаг и глянул на спутников -- он и хотел, чтобы они с ним согласились, и в глубине души боялся, что согласятся.
      Недолгое молчание прервал доктор Серапионыч:
      -- Что ж, Василий Николаич, по-моему, вы правы.
      -- Владлен Серапионыч, вы это произнесли так, будто хотели сказать: "Василий Николаич, по-моему, вы не правы", -- заметил Дубов.
      Тут уж не выдержала Надя:
      -- Что за глупые разговоры -- правы, не правы. Если бы этот мир жил сам по себе, по своим законам развития, без вмешательства извне, то я еще могла бы еще остаться сторонней наблюдательницей. Но вы посмотрите, что там творится: Глухарева и Каширский, люди из нашего мира, совершают всякие пакости, служа самым темным силам. Так называемые наемники, гнуснейшее отребье наших же "бандформирований", переправляются туда и творят полный беспредел. Но это еще цветочки. Какие-то, -- здесь Надя в сердцах употребила такое словечко, от которого даже Дубов и Серапионыч слегка покраснели, -- тащат туда нашу взрывчатку и наши отравляющие газы! Я уж не говорю про этого гэбульника, или кто он там был на самом деле, Михаила Федоровича, который самим Путятой вертел, как хотел! И вы предлагаете стоять в сторонке и ни во что не вмешиваться?
      -- Ну а что вы, Наденька, можете предложить взамен? -- тихо спросил доктор. -- Привести других наемников, в противовес тем, кого вы называете отребьем? А для борьбы с кагебистами задействовать агентов ЦРУ?
      -- Я не знаю, что делать, -- как-то сникла Надежда. -- Но вижу одно: страна безудержно катится в самую гнусную диктатуру, доносы, тотальный страх, расстрелы, Гулаг и тридцать седьмой год!
      -- Наденька, это вы о Кислоярском царстве? -- как бы мимоходом спросил Дубов.
      -- Да нет, извините, это я так, о своем, -- вздохнула московская журналистка.
      -- Мне кажется, Надя, вы сгущаете краски, -- попытался было возразить Василий, но неожиданно Чаликову поддержал Серапионыч:
      -- Знаете, я, конечно, сам тридцатые годы не застал, но в молодости лично знавал многих свидетелей той эпохи. И то, что я наблюдал в Царь-Городе, напоминает годы эдак тридцать четвертый, тридцать пятый... Нет, вроде бы в массовом порядке еще не сажали и не расстреливали, но страх уже крепко засел в людях. Вроде бы никто ничего не запрещает, но все знают, что можно говорить, а о чем лучше помолчать. Это трудно объяснить на словах, но вы меня понимаете.
      -- Вот-вот, а отравление князя Борислава вкупе со взрывом на Сорочьей -- это убийство Кирова и поджог Рейхстага в одном флаконе, -- усмехнулся
     

Главная 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200