вуаль:
      -- Извините, господин Каширский, за то, что вашей радости я не разделяю. Но раз уж мы встретились, то заберите, пожалуйста, вот это.
      И Надя, раскрыв сумку, извлекла оттуда кинжал с еще свежими следами крови. Каширский испуганно отпрянул, будто змею увидал, и даже спрятал руки за спину.
      -- Берите, берите, -- совала ему Чаликова кинжал. -- Передайте вашей сообщнице, мне чужого не надо!..
      -- Что это?.. -- пролепетал "человек науки", хотя сразу узнал предмет, которым Анна Сергеевна не далее как вчера грозилась прирезать самого Каширского.
      -- То, чем госпожа Глухарева заколола вашего приятеля Херклаффа, -- отчеканила Надя. -- Или вы скажете, что впервые об этом слышите?
      -- Но я действительно впервые об этом слышу! -- совершенно искренне изумился господин Каширский. -- Хотя... да-да!
      Каширский резко замолк, закатил глаза и даже приподнял руку, будто антенну для уловления астрально-ментальных волн:
      -- Да-да, кажется, я понял, в чем дело! И вижу все обстоятельства, словно сквозь иные измерения...
      -- О чем вы? -- удивилась Надя.
      -- Покойный Эдуард Фридрихович "заказал" нам с Анной Сергеевной, извините, вас, -- пояснил Каширский. И для пущей наукообразности уточнил: -- На предмет практического каннибализма. Не подумайте ничего плохого, госпожа Чаликова, я с самого начала был против этой нелепой затеи, но Анна Сергеевна прельстилась теми двадцатью золотыми, что обещал Херклафф. И вот, как я понимаю, Анна Сергеевна назвала ему место, где он встретит вас, а вместо этого пришла сама и его, гм, так сказать... -- замялся ученый, искоса поглядывая на кинжал. -- Не пойму только, зачем ей это понадобилось.
      Поняв, что распрощаться с кинжалом вряд ли удастся, Надя хотела распрощаться хотя бы с "человеком науки". Однако Каширский вдруг заговорил очень быстро, будто пытаясь в чем-то переубедить свою собеседницу:
     
      -- Да, вы можете мне не верить. Не стану оправдывать себя, ибо оправдания мне нет и быть не может. Да, я преступник, на моей совести немало злодеяний и загубленных жизней, но я всегда стремился избежать лишних жертв, если это было хоть сколько-то возможно. Я и Анну Сергеевну всегда старался удержать от бессмысленного кровопролития...
      Это действительно было так -- и Надя могла в том убедиться вчера, или, вернее, вчера двадцать лет назад: утром в Вермутском парке, а затем в лесу, после третьего неудачного покушения.
      Поняв, что, кроме общих слов, она уже вряд ли чего-либо от господина Каширского дождется, Надежда хотела было расстаться с ним окончательно, но какая-то неведомая сила удерживала ее и заставляла слушать дальше.
      -- Вот этот вот кинжал, который вы держите -- кажется, вроде бы просто кусок стали, а сколько человеческих душ им погублено! И кто знает, кому он служил до того, как попал к Анне Сергеевне? И вы просите меня вернуть ей это орудие!
      Каширский на миг замолк, не то затем, чтобы перевести дыхание, не то ожидая возражений. Но Надя молчала, и Каширский заговорил вновь:
      -- В ваших силах, госпожа Чаликова, разомкнуть этот зловещий порочный круг. Только одна вы способны обернуть силы зла на служение добру. Я бы и сам присоединился к вам, но тяжесть совершенных мною злодеяний не дает мне обратиться в сторону света. Мое положение очень трудное -- я вынужден противостоять тьме, будучи частью этой тьмы, и это сковывает меня по рукам и ногам. А вы, Надежда -- вы совсем другое дело...
      Надя слушала быстрый говор Каширского, пытаясь уловить смысл его речи, но это было чем дальше, тем труднее, хотя вроде бы говорил он простые и разумные вещи, и к тому же почти без обычных своих псевдонаучных "наворотов". Надежда понимала одно -- Каширский говорит искренне и оттого так путано.
      И когда Каширский, словно бы выговорив все, что накопилось на душе, стремительно и не оглядываясь пошел прочь, Надя ощутила чувство огромного облегчения. Некоторое время она стояла посреди улицы, бездумно сжимая кинжал, но потом, опомнившись, спрятала его в сумку и медленным шагом двинулась вперед.
     
      x x x
     
      Когда Василий переступил порог Храма Ампилия Блаженного, огромного собора, построенного еще при царе Степане, он увидел множество людей, среди которых было немало священнослужителей и Государевых сановников. Чуть поодаль толпился простой народ. Подойти поближе к отпеваемому из-за многолюдства не было никакой возможности, и Дубов мог только увидеть, что гроб был закрыт -- наверняка из-за следов нечеловеческих пыток, которым злодеи подвергли отца Александра.
      Заметив среди мирян пожилого человека в рясе, Дубов незаметно подошел к нему:
      -- Извините, батюшка, что тревожу вас в столь скорбный час. Нет ли здесь отца Иоиля? Ну, того, кто был священником на Сороках до отца Александра.
      Дубов и сам толком не знал, зачем ему понадобился отец Иоиль. Но надо же было с чего-то начинать расследование?
      -- Отец Иоиль -- это я, -- дотронувшись до седой бородки, с легким поклоном ответил священник. -- Чем могу служить?
      -- Видите ли, отец Иоиль, я был другом покойного Александра Ива... отца Александра, -- тихо заговорил Дубов. -- И теперь...
     

Главная 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200