тебя с ветерком домчу, скажи только, куда.
      Василий представил себе, как Путята "с ветерком" катится через весь город на телеге, годной разве что для перевозки пустых бочек, и втайне возжелал, чтобы царь принял это предложение. Но, очевидно, Путята представил себе то же самое -- и отказался, а вместо этого решил зайти к градоначальнику и одолжить у него конный выезд, чтобы добраться до дому. Василий вызвался сопровождать Путяту. Царь глянул на него исподлобья, но промолчал, и Дубов принял это за знак согласия.
      Князя Длиннорукого они застали сидящим за обеденным столом в обнимку с Евдокией Даниловной. Перед ними стоял наполовину опростанный кувшин сливовой наливки -- свято соблюдая советы Серапионыча, водкой градоначальник супругу не потчевал.
      Когда нежданные гости вошли, супруги как раз пели на два голоса, но отнюдь не патриотические песни из репертуара "Идущих вместе", а нечто совсем иное, слышанное княгиней в ее "докняжеской" жизни в Бельской слободке. Мы рискнем привести только один куплет, по сравнению с прочими наиболее скромный и целомудренный:
     
      -- Я свою любимую
      Из могилки вырою.
      Поимев, помою
      И опять зарою.
     
      Увидев Василия, княгиня смутилась и даже на миг прервала пение, но Дубов ей чуть заметно кивнул -- дескать, все путем, продолжайте в том же духе -- и Евдокия Даниловна, задорно подмигнув гостям, зачастила:
     
      -- Мой Ванюшка самый лучший,
      Всех парней зараз ушил --
      Как легли мы спать с Ванюшей,
      Трех невинностей лишил!
     
      Хоть и не сразу, но сообразив, что к нему пожаловал собственною особой Государь Путята, хозяин не без труда выбрался из-за стола и почтительно поклонился. Княгиня же, как ни в чем не бывало, осталась сидеть и даже подлила себе в чарку еще наливки.
      -- Сударыня, может быть, вы хоть на миг оторвете задницу от стула и привстанете, когда перед вами стоит царь? -- не выдержал Путята.
      -- Чаво? -- пренебрежительно глянула на него княгиня. -- Кто тут царь -- уж не ты ли? -- Евдокия Даниловна громко захохотала: -- Не смеши людей!
      -- Душенька, это ж и впрямь царь, -- попытался было убедить супругу князь Длиннорукий, но та уже никого не слышала, опричь себя:
      -- Да какой ты царь? На себя посмотри -- таких, как ты, троих возьми, а все царь не получится. Царь!.. Царь -- это ого-го, а ты просто недомерок какой-то!
      С этими словами княгиня наконец-то соизволила оторвать задницу от удобного стула, но лучше бы она этого не делала.
      -- Пошел прочь отсюда, -- пуще прежнего напустилась она на Путяту. -- А ежели ты думаешь, что здесь тебе чарку дармовую нальют, то не дождешься!
      -- Евдокия, но это же и в самом деле царь, -- еще раз попытался Длиннорукий вразумить супругу, но увы -- с прежним успехом. То есть неуспехом.
      -- Кто царь -- вот этот вот? -- с величайшим презрением переспросила Евдокия Даниловна. -- Да ты ж, князь, говорил, что сам скоро царем станешь, а перед всяким придурком лебезишь!
      Даже несмотря на изрядное подпитие, князь Длиннорукий не на шутку перепугался и в глубине души возбранил себя за словесную несдержанность. Дело в том, что князь представлял собою наглядное подтверждение известной поговорки о трезвом уме и пьяном языке. Конечно, это не означало, что он похвалялся перед супругой своими притязаниями на царский престол -- речь шла несколько о другом: градоначальник высказал мысль, что если уж с Дормидонтом пресекся славный род прежних правителей, то более естественным было бы, если б царем стал он, древнеродовитый князь Длиннорукий, а не "нечаянно пригретый славой" Путята.
      Однако Путята в такие тонкости вдаваться не стал.
      -- Ну что ж, дорогой князь, я так вижу, что сегодня у нас с тобою разговора не получится, -- произнес царь очень тихим и вкрадчивым голосом, отчего даже у Василия по спине мурашки пробежали. -- Но завтра мы с тобой поговорим. Начистоту поговорим.
      С этими словами Путята медленно направился к выходу. Князь Длиннорукий кулем плюхнулся на стул и теперь сидел ни жив ни мертв, тщась осознать ужас произошедшего и всю глубину своего предстоящего падения. Зато княгине, похоже, и море было по колено.
      -- Ты что, пащенок такой, угрожать нам задумал?! -- взвилась Евдокия Даниловна и, схватив со стола кувшин с остатками наливки, запустила им в Путяту.
      -- Что вы себе позволяете! -- пискнул Государь, едва увернувшись от кувшина.
      -- Два -- два, -- с еле скрываемым злорадством проговорил Василий.
      Однако Евдокию Даниловну этот ничейный счет явно не устраивал -- она только-только вошла во вкус. Следом за кувшином в Путяту полетели кружки, тарелки, недоеденная луковица и, наконец, расписной поднос, на котором все это лежало. А Дубов едва успевал загибать пальцы:
      -- Два -- три. Два -- четыре. Два -- пять. Два -- шесть...
      Поняв, что промедление чревато самыми печальными последствиями вроде цветочного горшка или полведерного самовара, Путята поспешил прочь из
     

Главная 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200