супругой в гостиную, градоначальник услышал какой-то шум и крики.
     
      -- Что там такое? -- проворчал он, усаживаясь за стол. -- Небось, опять этот бездельник Святославский со своими скоморохами гуляет?
      Маша подошла к окну, прислушалась:
      -- Да нет, князь, вроде с другой стороны шумят.
      -- Ну так глянь, что там случилось, -- велел князь.
      Когда Маша вышла, градоначальник собственноручно налил из особого кувшинчика по чарочке вишневой наливки сначала себе, а потом и княгине. Зная, что Евдокия Даниловна никогда не имела склонности к наливкам, не говоря уж о более крепких напитках, князь напряженно ожидал, что будет делать со своей чарочкой его супруга. Та же, будто заправская выпивоха, сначала шумно выдохнула, а затем столь лихо "хлопнула" чарочку, что князь в глубине души даже восхитился, хотя виду не подал:
      -- Ты бы, душенька, хоть закусила.
      -- После первой не закусываю! -- горделиво заявила Евдокия Даниловна и налила себе вторую.
      Тут в гостиную вернулась Маша. Увидев, как ее благочестивая хозяйка вливает в себя содержимое чарки, девушка с раскрытым ртом застыла на пороге.
      -- Ну, и что там? -- как ни в чем не бывало спросил князь.
      -- Где -- там? -- переспросила Маша. -- А-а, на улице? Там какие-то безумцы дурака валяют.
      -- Ну и бесы с ними, -- князь не спеша осушил свою чарочку, закусил соленым огурцом. -- Хватит с меня и того, что родная жена слегка обезумела и стала дурака валять...
      Длиннорукий даже не догадывался, что валяющие дурака безумцы как раз и были те молодые люди, предводительствуемые боярином Павловским, коих он не далее как сегодня утром привечал у себя в градоправлении. К дому боярина Андрея, стоявшему по соседству от длинноруковского терема, их привело праведное общественное негодование, каковое они и выражали доступными им средствами, как-то: выкриками, надписями на деревянных щитах и хоровым пением под гусли юного Цветодрева.
      Это было первым настоящим делом "Идущих вместе", или "Наших", своего рода боевым крещением, с целью не только заявить граду и миру о своем существовании, но и решительно осудить боярина Андрея вкупе с его явными и тайными пособниками.
      Делать это приходилось очень осторожно -- с одной стороны, боярин Андрей, конечно, считался опасным государственным преступником, но, с другой стороны, именно любимый "Нашими" царь Путята ходатайствовал о переводе боярина Андрея из темницы под домашний надзор и, следовательно, сам попадал в разряд если и не пособников, то попустителей. Правда, с третьей стороны, царь сделал это не совсем по доброй воле, а выполняя просьбу чужеземцев, Дубова и его спутников, но и их тоже, с четвертой стороны, осуждать было бы не совсем уместно, ибо они оказали обожаемому Государю ценную услугу.
      Поэтому "Идущим вместе" приходилось себя сдерживать -- их плакаты и выкрики не выходили за общие рамки решительного осуждения неких врагов Отечества и столь же решительной поддержки Путяты и всех его славных дел.
      Боярин Павловский околачивался где-то поблизости, но все-таки чуть в сторонке, следя за тем, чтобы его подопечные в своем искреннем путятолюбивом порыве не выходили за пределы приличия. Особо следовало приглядывать за юной боярышней Глафирой, у которой высокие и светлые чувства к Путяте как к царю нередко смешивалась с высокими и светлыми чувствами к нему же, но как к человеку противоположного пола.
      После того как в очередной раз отзвучал набор выкриков наподобие "Смерть врагам!", "Позор пособникам!" и "Слава Путяте!", Цветодрев вновь заиграл на гуслях, и вперед вышла любовеобильная Глафира. Когда отзвучало музыкальное вступление, боярышня с чувством запела:
     
      -- Я девушка собою неплоха,
      Мои друзья -- отличные ребята,
      Но я хочу такого жениха,
      Как царь наш, обожаемый Путята.
     
      Остальные с не меньшим чувством подхватили:
     
      -- Чтоб не пил,
      Не курил,
      И подарки бы дарил,
      Понапрасну не ругал,
      Тещу мамкой называл,
      К пустякам был равнодушен,
      А в постели был не скушен,
      И еще чтобы он
      И красив был, и умен,
      Как наш Господом хранимый
      Царь Путятушка любимый!
     
      Пока молодежь пела, к дому боярина Андрея подошел некий господин самой обычной наружности. Внимательно выслушав песню до конца, он как ни в чем не бывало направился ко входу в дом. Юные путятинцы застыли в недоумении; заметно напряглись и несколько добрых молодцев, старательно изображавших праздную публику -- никто и не ожидал, что найдется сумасброд, решившийся посетить жилище боярина Андрея, от которого, казалось бы, все должны были шарахаться, как от чумы.
      Вскоре незнакомец вышел на улицу и со столь естественным выражением лица миновал и "Идущих вместе", и "добрых молодцев", что все решили, будто
     

Главная 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200