-- Василий Николаич, а вам не кажется, что от вашего предложения попахивает, простите за выражение, некоторой долей садо-мазохизма? -- очень осторожно спросил Серапионыч.
      -- По отношению к кому -- к Петровичу или Анне Сергеевне с Каширским? -- выступил Дубов со встречным вопросом.
      -- Ко всем троим, -- вместо Серапионыча ответила Чаликова. И, возвысив голос, продолжала так, чтобы ее услышали за кустами: -- А после обеда мы с доктором вам покажем одно местечко -- уверена, что клад именно там!
      Когда хозяин и его гости возвратилась в трапезную, стол уже ломился от всяких кушаний и запивок.
      -- Прошу к столу, -- радушно пригласил царь. -- А кстати, отчего ваш возница не здесь? Я ж знаю, что он вам, понимаешь, не токмо лошадей правит, а наравне с вами.
      -- Наш Чумичка не любит шумных сборищ, -- ответила Чаликова.
      -- Где же тут шумные сборища? -- удивился Дормидонт, усаживаясь во главе стола. -- Да вы садитесь, не чинитесь, накладывайте себе чего нравится, у нас все по-простому, без шума и сборищ!.. А Васятка ваш где -- все на озере? Надо бы спослать за ним, а то не дело без обеда-то, понимаешь.
      Но спосылать за Васяткой не пришлось: он появился сам -- в закатанных штанах и без рубашки, которую держал свернутой в руке. Следом за Васяткой плелся Петрович.
      -- Ну как, Васятка, нашел чего? -- спросил Дубов.
      -- Нет, но чувствую, что найду, -- скромно ответил Васятка. -- Ой, простите, я ж совсем раздетый...
      -- Да ничего, сынок, оставайся как есть, -- добродушно улыбнулся царь. -- Я ж знаю, каково это -- лопатой на солнцепеке махать. Ты лучше присаживайся да ешь.
      Разумеется, Васятка не заставил просить себя дважды -- да и еда на царском столе оказалась куда вкуснее, чем в холостяцком хозяйстве отца Александра.
      Петрович переминался с ноги на ногу -- его-то никто за стол не приглашал, а сам садиться он не решался, памятуя о крутом нраве Дормидонта.
      -- Васятка, а где ж твоя лопата? -- спросила Надежда.
      Васятка прожевал то, что было у него во рту:
      -- А я ее на берегу оставил. Потом думаю опять туда пойти.
      -- Нет-нет, ты мне будешь нужен здесь, -- сказал Дубов и незаметно для Петровича подмигнул Васятке.
      -- Ну, здесь, так здесь, -- легко согласился Васятка.
      -- А за лопатой давайте я схожу, -- вызвался Серапионыч. -- Заодно и покопаю малость, раз ты считаешь, что там есть смысл копать...
      Разумеется, это было сказано не столько для Васятки, сколько для Петровича -- будучи наименее компетентным (как он сам скромно полагал) в деле кладоискательства, Серапионыч "жертвовал собой" для того, чтобы хоть на время оставить своих друзей без докучливого надзора со стороны царского посланника.
     
      x x x
     
      Если бы князь Длиннорукий имел привычку задумываться о происходящем вокруг себя и делать соответствующие выводы, то он просто понял бы, что сегодня "не его день" и, смирившись с этим, успокоился и отложил все, что возможно, на завтра. Но князь, будучи человеком действия, не привык задумываться о столь премудрых вещах и, что называется, пер напролом, наперекор обстоятельствам. Правда, без желаемого успеха, что вовсе не утихомиривало градоначальнического пыла, скорее наоборот -- еще более его подстегивало.
      Вернувшись на службу после обеда с "мышиными пророчествами", князь рвал и метал, браня своих нерадивых подчиненных. Досталось "на орехи" всем, включая даже каменотеса Черрителли, имевшего заказ на памятник великому и грозному Степану -- сего царя особо чтил Путята как Великого Завоевателя и Грозного Собирателя Земель Кислоярских.
      -- Что за безобразие! -- рычал князь, потрясая рисунком будущего монумента прямо перед носом художника. -- Тебе оказали высочайшее доверие -- возвести памятник такому великому человеку, а ты, каналья римская, что мне суешь? Это ж не царь, а какая-то, прости Господи, каракатица морская, да еще на трех ножках!
      -- Во-первых, не римская, а венецианская каналья, -- с достоинством отвечал Черрителли. -- А во-вторых, ваши замечания, синьор градоначальник, просто выказывают в вас, как бы это поприличнее выразиться, отсталое отношение к высокому искусству.
      Однако князь вовсе не хотел выражаться поприличнее:
      -- Может, я и отсталый, но никому не позволю глумиться над нашим славным прошлым и засорять наш прекрасный Царь-Город всяким каменным уродством!
      -- Я так вижу! -- гордо приосанился камнотес. -- И ничуть не сомневаюсь -- простые люди прекрасно поймут, что я хотел выразить своим уно беллиссимо шедевро!
      -- Ну так объясни мне, дураку, что ты хотел выразить! -- вспылил Длиннорукий. -- Объясни мне, старому невежде, какого беса у Степана три ноги?
      -- О, ну это же очень просто! -- воодушевился Черрителли. -- Если вы приглядитесь, то увидите, что это не просто ноги, но на каждой ноге на коленке еще и глаз -- как воплощение завоевательных притязаний вашего великого соотечественника: один глаз смотрит на закат, другой на восход, а третий -- на полдень.
      -- А на полночь? -- едва сдерживая ярость, проскрежетал князь.
     

Главная 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200