у подножия Гаэмийских гор, где они со временем сделались мирными пастухами и землепашцами.
      Когда новость о переселении достигла Хеорота, Ульрика громко рассмеялась.
      - Значит, мой отец наконец-то избавился от них!
      Но радость ее была преждевременной. Тридцать с лишним лет возделывал Ульфила свой виноградник. За ним на юг последовали отнюдь не все христиане из визиготов. Были такие, которые остались, и в их числе - вожди, имевшие достаточно сил, чтобы защитить себя и домочадцев. Они принимали проповедников, и те старались, как могли, отплатить хозяевам за гостеприимство. Преследования со стороны Атанарика вынудили христиан избрать себе собственного вождя. Их выбор пал на Фритигерна, происходившего из королевского рода. До открытого столкновения дело пока не доходило, но мелкие стычки между враждующими возникали постоянно.
      Моложе своего противника годами и богаче его, ибо римские торговцы предпочитали единоверца язычнику, Фритигерн обратил в Христову веру многих западных готов - просто потому, что это сулило удачу в грядущем.
      Остготы не обращали на передряги у соседей почти никакого внимания. Христиан хватало и у них, но увеличение их числа происходило медленно и не сопровождалось никому не нужными волнениями. А королю Эрманариху было чихать как на богов, так и на загробный мир. Он стремился насладиться жизнью в этом и захватывал любые земли, какие подворачивались под руку.
      Войны, развязанные им, сотрясали Восточную Европу. За несколько лет он сломил и покорил герулов; те из них, кто не пожелал сдаться, бежали на запад, где обитали племена, носившие то же название. Затем Эрманарих напал на эстов и вендов: они были для него легкой добычей. Ненасытный, он двинул свое войско на север, за пределы тех краев, которые обложил данью его отец. В конечном итоге его власть признали все народы от берегов Эльбы до устья Днепра.
      Тарасмунд в этих походах завоевал себе славу и немалые богатства. Однако ему не нравилась лютость короля. На вече он часто говорил не только за свое племя, но и за других и напоминал королю о древних правах готов.
      Эрманариху всякий раз приходилось уступать, ибо тойринги были слишком могущественны - вернее, он был еще недостаточно силен, - чтобы затевать с ними свару. К тому же готы в большинстве своем отказывались обнажать клинок против рода, основатель которого время от времени навещал потомков. Так, Скиталец присутствовал на пире в честь третьего сына Тарасмунда и Ульрики, Солберна. Второй ребенок умер в колыбели, но Солберн, как и его старший брат, рос здоровым, крепким и пригожим. Четвертой родилась девочка, которую назвали Сванхильд. Тогда Скиталец явился снова, а потом исчез на долгие годы. Сванхильд выросла красавицей с добрым и веселым нравом.
      Ульрика принесла мужу семерых детей, но трое последних, рождавшихся раз в два-три года, не зажились на этом свете. Тарасмунд бывал дома лишь наездами: он то сражался, то торговал, то советовался с мудрыми людьми - словом, правил тойрингами, как и подобает вождю. А возвращаясь, чаще всего проводил ночи с Эреливой, наложницей, которую взял себе вскоре после рождения Сванхильд.
      Она не была ни рабыней, ни плебейкой, ибо приходилась дочерью зажиточному землепашцу. Кроме того, ее семья состояла в отдаленном родстве с теми, кто происходил от Виннитара и Салвалиндис. Тарасмунд повстречался с ней, когда объезжал селения соплеменников, как то вошло у него в обычай, узнавая, что радует и что беспокоит его людей. Он загостился в доме отца Эреливы, и их часто видели вдвоем. Позже он прислал гонцов, наказав им передать, что зовет ее к себе. Гонцы привезли с собой подарки родителям девушки и обещания Тарасмунда окружить Эреливу заботой и любить ее. От таких предложений обычно не отказываются, да и сама девушка как будто не возражала, поэтому, когда гонцы Тарасмунда собрались в обратный путь, она поскакала вместе с ними.
      Тарасмунд сдержал свое слово. Он всячески заботился об Эреливе, а когда она родила ему сына, Алавина, устроил пир, ничуть не уступавший в изобилии тем, которыми было отмечено рождение Хатавульфа и Солберна. Всех других детей Эреливы, кроме первенца, свела в могилу болезнь, но Тарасмунд отнюдь не охладел к ней и не перестал опекать ее.
      Ульрика страдала, но не от того, что ее муж завел наложницу - для мужчины, который мог позволить себе такое, это было в порядке вещей; ее огорчало и злило то, что Тарасмунд сделал Эреливу второй после нее по старшинству в доме и отдал крестьянке свое сердце. Она была слишком горда, чтобы затевать ссору, тем более что победа наверняка досталась бы не ей, но и не скрывала своих чувств. С Тарасмундом она держалась намеренно холодно, даже когда он ложился с ней в постель. Вполне естественно, что он начал избегать ее как женщины и вспоминал о ней лишь тогда, когда думал о том, что у него маловато детей.
      Во время его продолжительных отлучек Ульрика измывалась над Эреливой и поносила ее. Та краснела, но терпеливо сносила все придирки дочери Атанарика. У нее появлялись новые друзья, а высокомерная Ульрика постепенно оставалась в одиночестве и потому уделяла все больше внимания своим сыновьям, которые росли, все больше привязываясь к ней. Впрочем, им не занимать было храбрости, они быстро учились всему тому, что пристало знать и уметь мужчине. Где бы они ни появлялись, везде их принимали с искренним радушием. Нетерпеливый Хатавульф и задумчивый Солберн пользовались среди тойрингов всеобщей любовью, как и их сестра Сванхильд, красота которой восхищала и Алавина с матерью Эреливой.
      Скиталец навещал готов довольно редко и обычно не задерживался. Люди благоговели перед ним и относились как к божеству. Стоило кому-нибудь заметить вдалеке его высокую фигуру, как в Хеороте трубил рог и конники мчались к холмам, чтобы приветствовать его и проводить к вождю. С годами он сделался еще более мрачным. Казалось, его гнетет тайное горе. Ему сочувствовали, но никто не смел подступать к нему с расспросами. Сильнее всего его печаль выражалась в присутствии Сванхильд, проходила ли та мимо, или, гордая доверием, подносила гостю кубок с вином, или сидела, наравне с другими подростками, у его ног и слушала рассказы о неведомых землях и заморских диковинках. Однажды Скиталец сказал со вздохом ее отцу: "Она похожа на свою прабабку". Закаленный в битвах воин, Тарасмунд вздрогнул, припомнив, сколько лет прошло со дня смерти той женщины.
      Эрелива пришла в Хеорот и родила сына в отсутствие Скитальца. Ей велено было поднести ребенка гостю, чтобы тот посмотрел на него; она повиновалась, но не сумела скрыть страх. Скиталец долго молчал, потом наконец спросил:
      - Как его зовут?
      - Алавин, господин, - ответила Эрелива.
      - Алавин! - Скиталец провел рукой по лбу. - Алавин? - Судя по всему, его удивление было непритворным. Он добавил шепотом: - А ты Эрелива.
     

Главная 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200