духу.
      -- Что выкладывать-то? -- неуверенно спросил бесстрашный журналист, продолжая шмыгать носом. -- Вам, похоже, и так все известно.
      -- Успокойтесь, Ибикусов, -- вступила в разговор Кэт. -- Вот возьмите носовой платок. Высморкайтесь и расскажите нам все, как было. Хорошо? A платок можете оставить себе.
      Ибикусов тяжело вздохнул и заговорил:
      -- Мы тогда сороковины отмечали. Ну этого, как его, Брежнева. Уж не знаю, почему его так жалко было. Но главное -- нажрались, как свиньи. В "КП" гуляли. То бишь в "Красной Панораме", -- уточнил Ибикусов. -- Я тогда там внештатником был. Днем на журфаке учился, а вечером иногда на кладбище подрабатывал -- могилы копал. Да, ну так вот, начали мы нормально, в смысле застолья. A потом из других газет подвалили, еще водки принесли, и там уже пошло... Один только Швондер был более-менее. Он все Колготкину увещевал не танцевать на столе. Но она так в раж вошла, что пообещала ему на плешь помочиться, если будет ей еще мешать. Тогда он до Березкиной довязался -- мол, зачем вы, товарищ, раздеваетесь? A Блинчиков, ну, вы его знаете -- редактор "Советской Юности", ему так нагло и говорит: "Иди ты, Швондер, в жопу. Лучше вон занавески потуши -- воняют противно". A это Воронков поблевал в углу, да и занавесками утерся. Ну а чтобы скрыть следы, взял да и поджег их. A сам, здоровенный такой, навалился на Харламушкину, а она из-под него кричит: "Я своему хахалю на тебя пожалуюсь!". A кто ее трахает, всем известно. "И вообще, -- говорит, -- у тебя не стоит, и не тереби мои трусы, придурок". В общем, все шло нормально, девицы уже полураздеты, выпивка еще есть, Швондер у своего дружка, у поэта Феликса Алина на груди рыдает -- то ли Брежнева жаль, то ли занавески. Свинтусов ему шутки ради в карман мочится. Веселье в разгаре. Подробнее, конечно, не помню, сам уже жуть как набрался. Да и что там вспоминать, все как обычно было. Помню только -- кто-то из-под стола до моей ширинки довязался. Я, конечно, спрашиваю: "Кто там балует?". Нет, молчат под столом, только сопят, наверно, сосут что-то. И тут как назло появляется физия Швондера: "Тут тебя кое-кто ищет", говорит. Ну, я вышел с ним, думал, что серьезное. Трахать кого групповухой будем. Ан нет, две какие-то мрачные личности в коридоре стоят, а Швондер, жопа такая, перед ними так и приплясывает. "Ибикусов?", говорят и, не дожидаясь ответа: "Одевайтесь, поедете с нами". Ну все, думаю -- крышка. И никогда я теперь не узнаю, кто там под столом сопел. "A в чем дело, товарищи?", спрашиваю, время тяну. "Работа для вас есть", один из них отвечает и гадко так ухмыляется.
      -- Они как-то представились? -- перебила Кручинина.
      -- Нет, -- упавшим голосом ответил Ибикусов. -- Но я сразу понял, что из каких-то серьезных органов. Они меня повели в машину и куда-то повезли. Когда выгрузили, вижу -- ночь, кладбище и тишина.
      -- Матвеевское кладбище? -- попытался уточнить адмирал.
      -- Да нет, вроде не Матвеевское, -- неуверенно ответил Ибикусов. -- Эти двое вытащили из багажника маленький детский гробик, обитый металлом, указали мне место и велели копать могилку. Я помню, было очень холодно, но ясно, на небе ярко сиял месяц...
      -- Это описано и в стихах, -- не удержалась радистка и процитировала:
     
      Там, за оградою чугунной,
      В пыли морозных одеял,
      Сквозь мглу ночную серпик лунный,
      Как детский гробик, воссиял...
     
      -- Откуда вы знаете эти стихи? -- с ужасом вопросил Ибикусов.
      -- Из сборника кисляцкой народной поэзии, -- ответила Кэт.
      -- Их написал я, -- грустно, безо всякой рисовки сказал Ибикусов. -- Как раз после того случая.
      -- И что же было дальше? -- поторопил Евтихий Федорович.
      -- A что дальше? Ну, закопал я этот гробик, те двое меня поблагодарили, пожали руку, заплатили десятку и отвезли домой. A когда я на следующий день очухался с гудящей башкой, то уже и не мог точно сказать -- то ли все это на самом деле было, то ли просто привиделось по пьянке.
      -- A те двое, -- продолжал выспрашивать адмирал, -- вы знаете, кто они такие?
      -- Да я даже их лиц не запомнил, -- ответил репортер. -- У меня тогда все лица в одно сливались, да они еще в таких шляпах были, что всю рожу
     

Главная 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200