Багряный живи еще вернется. Откуда возник нелепый слух? - не знаю, но он креп с каждым днем, его повторяли, понизив голое и округлив глаза. И я понял вдруг то, чего не понимал раньше: отчего так страшны сеньорские расправы. Да оттого, что человек, единожды осознавший себя таковым, уже не ляжет по-свински в грязь; виллан, видевший кровь господина, не стерпит плетки наследника. Выходит, не в устрашение живым столько крови после бунтов, нет, все гораздо проще: высшим нужно уничтожить всех, кто очнулся от рабства. ...Я ехал в тряской повозке и думал об Олле, и об Арбихе, и о кибере, которого уже не найти, а, значит, и не списать, и о том, что это пустяки, потому что остатки его раскиданы надежно, и снова об Олле - она не поверит, что я бросил ее, и будет ждать меня, брата, будет ждать долго, до последнего дня своего; пока что - в своей светелке, а когда подрастет - в постели, рядом с грубой губастой скотиной; и опять об Арбихе, который дрался один против десятка ножей, и снова, снова, снова - о парне, решившемся поднять багряное забрало того, кого проклял Вечный... Как он смог одолеть самого себя, свой страх? И снять латы? И стать высшим существом, оставаясь человеком? Как?! Ну а я, я - сумел бы? Разумеется. Я же не верю ни во что, кроме себя, и своих друзей, и наших знаний, и могущества Земли. А он? Он верил в непознаваемое. Но не побежал сломя голову, увидев то, что было под шлемом. Он решился - надел его на себя. И вот, сидя в модуле, у стилизованного под земное средневековье столика, я говорю себе: ты - дерьмо, исполнитель! Неприятно? А что поделаешь? Ты все продумал, ты в полной мере использовал свои полномочия, ты выполнил задание... одно только не успел сообразить, торопясь спасти людей от победы безумной машины. Даже не задумался. О чем? Да о том, что люди не пойдут за кибером, пускай даже самым разбагряным, они пойдут только за человеком, хотя бы он и вел их молча. И что в итоге? Грязь на руках, грязь на душе. И никого ни от чего не спас, и ничего не предотвратил, наоборот - напортачил, как приготовишка. Мятеж разгромлен - это ты, землянин, написал чужую историю. Попробуй теперь, исправь. Слабо. Можно, конечно, взять меч и пойти к людям. Ты победишь императора, ты разобьешь магистра, знаний хватит. Но чего стоит стадо, слепо идущее за всезнающим богом? И разве нужны вообще боги, если Багряный кричал от боли? Он был человеком, но человеком, дерзнувшим одеть доспехи бога, - и они пришлись ему впору. А мне нечего сказать ни Олле, ни Арбиху, ни всем вам, здешние люди. Что с меня взять? Рожденный богом разве сумеет понять человека? Зачем же лезть грязными руками? Есть Багряный, нет его - какая разница? Выбирать не мне. Выбирать вам. Потому что ничто не кончилось. Потому что снова займутся бунты, и все равно будет Ллан, который страшнее любого кибера, даже самого бешеного, и все равно будет Вудри, который никакого кибера не побоится, и все это повторится не однажды - но придет день, люди поумнеют, они распробуют первого и раскусят второго, и сплюнут, и найдут новые пути... а вот какие? куда? - решать им самим, никому иному! - вот в чем все дело. Самим! Чтобы никто никогда не покупал счастье Земли, продавая мою Аришку... Господи, я ошибся, я подумал - Оллу, а вышло иначе, и ведь я не про Землю думаю... но почему не про Землю? Что же мне делать? Как исправить то, что _и_с_п_о_л_н_е_н_о_ на совесть? Я думаю. Я должен придумать. Хотя бы ради моей дочки... Через час с небольшим меня подберет шлюпка с орбитала. Я встаю, подхожу ко второму отсеку, откидываю печную заслонку. Передо мной - кибер-копия. Уже ненужный: легенда окончилась. Через месяцок пришлют новый. Волка-одиночку с программным управлением, например. Или еще что подберут. Что мне терять, кроме места в штате? Я направляю лампу на отсек. Прямо в лицо мне смотрят прорези глухого шлема. Дурацкая кукла в багряных доспехах...
Когда в степи по весне отбивают от матери голенастого теленка с кожистой припухлостью посреди крутого лба, его приводят в отдаленный загон; он смешно хлопает лиловыми глазами и норовит лизнуть знакомо пахнущие руки. От незнакомой же руки бежит, забавно взбрыкивая и покряхтывая в испуге. Это еще не бойцовый бык. Он станет им, когда,